Бунин окаянные дни краткое. Анализ рассказа бунина окаянные дни. Основные образы и персонажи

При прочтении произведения Ивана Алексеевича Бунина «Окаянные дни» у читателя может возникнуть мысль о том, что на территории России все дни в истории были окаянными. Как будто они немного различались внешне, но имели одинаковую суть.

В стране постоянно что-то разрушали и оскверняли. Все это указывает на цинизм исторических личностей, влияющих на ход истории. Они не всегда убивали, но несмотря на это Россия периодически оказывалась по колено в крови. И иногда смерть была единственным избавлением от не кончающихся страданий.

Жизнь населения в обновлённой России представляла собой медленную смерть. Быстро разрушив ценности, в том числе религиозные, создаваемые веками, своего народного, душевного богатства революционеры не предложили. Зато активно развивался вирус безвластия и вседозволенности, всё заражая на своём пути.

Глава «Москва 1918»

Само произведение написано в виде дневниковых заметок. Такой стиль очень красочно отражает видение современником наступившей действительности. На улице торжествовал послереволюционный период, происходили изменения в государственной деятельности.

Бунин очень сильно переживал за свою родину. Именно это и отражается в строках. Автор испытывал боль за страдания своего народа, он по-своему чувствовал их на себе.

Первая запись в дневнике была сделана в январе 18 года. Автор писал, что проклятый год уже позади, но радости у народа все равно нет. Он не может представить себе, что ждет Россию дальше. Оптимизм напрочь отсутствует. А те небольшие просветы, которые вовсе не ведут к светлому будущему, нисколько не улучшают ситуацию.

Бунин отмечает, что после революции из тюрем выпустили бандитов, которые своим нутром почувствовали вкус власти. Автор отмечает, что согнав царя с трона, солдаты стали еще более жестокими и карают всех подряд, без особого разбора. Эти сто тысяч человек взяли в руки власть над миллионами. И хотя не весь народ разделяет взгляды революционеров, остановить безумную машину власти не представляется возможным.

Глава «Беспристрастность»

Бунин не скрывал того, что революционные перемены ему не нравятся. Порой общественность как на территории России, так и за рубежом обвиняла его в том, что такие суждения весьма субъективны. Многие говорили, что только время может указывать на беспристрастность и объективно оценить правильность революционных направлений. На такие высказывания у Ивана Алексеевича был один ответ: «беспристрастности на самом деле не существует, да и вообще понятие такое непонятно, а высказывания его напрямую связаны с жуткими переживаниями». Имея таким образом чёткую позицию, литератор не старался угодить общественности, а описывал увиденное, услышанное, прочувствованное так, как оно есть на самом деле.

Бунин отмечал, что народ имеет полное право на отдельную ненависть, злость и осуждение происходящего вокруг. Ведь очень легко просто наблюдать за происходящим из дальнего угла и знать, что до тебя не дойдет вся жестокость и бесчеловечность.

Оказавшись же в гуще событий, мнение человека кардинально меняется. Ведь ты не знаешь, вернёшься ли сегодня живым, ежедневно испытываешь голод, тебя выбрасывают на улицу из своей же квартиры, и ты не знаешь куда пойти. Такие физические страдания даже несопоставимы с душевными. Человек осознает, что его дети уже никогда не увидят ту родину, которая была раньше. Меняются ценности, взгляды, принципы, убеждения.

Глава «Эмоции и чувства»

Сюжет рассказа «Окаянные дни», как и жизнь того времени переполнен опустошением, фактами подавленности и нетерпимости. Строки и мысли преподнесены таким образом, чтобы человек, после их прочтения, во всех темных красках видел не только отрицательные стороны, но и положительные. Автор отмечает, что темные картинки, на которых нет никаких ярких красок, намного эмоциональнее воспринимаются и западают глубже в душу.

В качестве черных чернил представлена сама революция и большевики, которые размещаются на белоснежном снегу. Такой контраст является мучительно-прекрасным, одновременно вызывающим отвращение, страх. На этом фоне народ начинает верить, что рано или поздно найдется тот, кто сможет одолеть разрушителя человеческих душ.

Глава «Современники»

В книге имеется очень много информации о современниках Ивана Алексеевичаа. Здесь он приводит свои высказывания, размышления о Блоке, Маяковском, Тихонове и о многих других литературных деятелях того времени. Чаще всего он осуждает писателей за их неправильные (по его мнению) взгляды. Бунин никак не может простить им то, что они склонились перед новым узурпаторским правительством. Автор не понимает, какие честные дела можно вести с большевиками.

Он отмечает, что русские литераторы, с одной стороны, пытаются бороться, называя власть авантюристской, предающей взгляды простого народа. А с другой стороны – они живут, как прежде, с навешанными на стены плакатами Ленина и постоянно находятся под контролем охраны, организованной большевиками.

Некоторые его современники открыто заявили, что намерены сами присоединиться к большевикам, и присоединялись. Бунин считает их глупыми людьми, которые ранее возносили самодержавие, а теперь придерживаются большевизма. Такие перебежки создают своеобразный забор, из-под которого народу практически невозможно выбраться.

Глава «Ленин»

Следует отметить, что по-особенному в произведении описан образ Ленина. Он пропитан сильной ненавистью, автор при этом не особо скупился на всевозможные эпитеты в адрес вождя. Он называл его ничтожным, жуликом и, даже животным. Бунин отмечает, что по городу много раз развешивали различные листовки, описывающие Ленина как мерзавца, предателя, который подкуплен немцами.

Бунин не особо верит данным слухам и считает людей. Которые развешивали такие объявления, простыми фанатиками, одержимыми за гранями разумного, ставшие на пьедестал своего обожания. Писатель отмечает, что такие люди никогда не останавливаются и всегда идут до конца, какой бы ни был плачевный исход событий.

Бунин особое внимание уделяет Ленину как персоне. Он пишет о том, что Ленин боялся всего как огня, ему везде мерещились заговоры против него. Он сильно переживал, что потеряет власть или жизнь и до последнего не верил, что будет победа в октябре.

Глава «Русская вакханалия»

В своём произведении Иван Алексеевич дает ответ, из-за чего возникла такая несуразица в народе. Он опирается на общеизвестные работы мировых, на то время, критиков – Костомарова и Соловьева. В рассказе даются четкие ответы на причины возникновения колебаний духовного плана среди народа. Автор отмечает, что Россия – это типичное государство буяна.

Бунин представляет читателю народ в виде общества, постоянно жаждущего справедливости, а также перемен и равенства. Люди, желающие лучшей доли, периодически становились под знаменами самозванцев-царей, которые имели только корыстные цели.

Хотя народ был самой разнообразной социальной направленности, к концу вакханалии остались лишь воры и лентяи. Становилось совсем неважно, какие цели ставились изначально. То, что ранее все желали сделать новый и справедливый порядок вдруг забывалось. Автор говорит, что идеи со временем пропадают, а остаются лишь различные лозунги, чтобы оправдать образовавшийся хаос.

Созданное Буниным произведение описывало факты из жизни писателя до января 1920 года. Именно в это время Бунин вместе со своими членами семьи спасался от новой власти в Одессе. Здесь часть дневника была бесследно утеряна. Именно поэтому рассказ на данном этапе обрывается.

В заключение стоит отметить исключительные слова о русском народе. Бунин, безмерно уважал свой народ, так как был всегда связанным незримыми нитями с родиной, со своим отечеством. Писатель говорил, что в России существует два типа людей. Первые – это главенство, а вторые – чудики-фанатики. Каждый из этих видов может иметь переменчивость характера, многократно меняя свои взгляды.

Многие критики считали, что Бунин не понимал и не любил людей, но это совершенно не так. Злость, возникающая в душе писателя, была направлена на нелюбовь к народным страданиям. А нежелание идеализировать жизнь России в период революционных перемен, делают произведения Бунина не только литературными шедеврами, но и историческими информационными источниками.

В 1918-1920 годы Бунин записывал в форме дневниковых заметок свои непосредственные наблюдения и впечатления от событий в России того времени. Вот несколько фрагментов:

Москва, 1918г.
1 января (старого стиля). Кончился этот проклятый год. Но что дальше? Может, нечто еще более ужасное. Даже наверное так:

5 февраля. С первого февраля приказали быть новому стилю. Так что по-ихнему уже восемнадцатое:

6 февраля. В газетах - о начавшемся наступлении на нас немцев. Все говорят: . На Петровке монахи колют лед. Прохожие торжествуют, злорадствуют:

Далее даты опускаем. В вагон трамвая вошел молодой офицер и, покраснев, сказал, что он. Приехал Дерман, критик, - бежал из Симферополя. Там, говорит, солдаты и рабочие. Какого-то старика-полковника живьем зажарили в паровозной топке. Это слышишь теперь поминутно. Но настоящей беспристрастности все равно никогда не будет А главное: наша будет ведь очень и очень дорога для будущего историка. Разве важна только? А мы-то что ж, не люди, что ли? В трамвае ад, тучи солдат с мешками - бегут из Москвы, боясь, что их пошлют защищать Петербург от немцев. Встретил на Поварской мальчишку-солдата, оборванного, тощего, паскудного и вдребезги пьяного. Ткнул мне мордой в грудь и, отшатнувшись назад, плюнул на меня и сказал: На стенах домов кем-то расклеены афиши, уличающие Троцкого и Ленина в связи с немцами, в том, что они немцами подкуплены. Спрашиваю Клестова: Разговор с полотерами:

Ну, что же скажете, господа, хорошенького?

Да что скажешь. Все плохо.

А Бог знает, - сказал курчавый. - Мы народ темный: Что мы знаем? То и будет: напустили из тюрем преступников, вот они нами и управляют, а их надо не выпускать, а давно надо было из поганого ружья расстрелять. Царя ссадили, а при нем подобного не было. А теперь этих большевиков не сопрешь. Народ ослаб: Их и всего-то сто тысяч наберется, а нас сколько миллионов, и ничего не можем. Теперь бы казенку открыть, дали бы нам свободу, мы бы их с квартир всех по клокам растащили>.

Разговор, случайно подслушанный по телефону:

У меня пятнадцать офицеров и адъютант Каледина. Что делать?

Немедленно расстрелять.

Опять какая-то манифестация, знамена, плакаты, музыка - и кто в лес, кто по дрова, в сотни глоток: . Голоса утробные, первобытные. Лица у женщин чувашские, мордовские, у мужчин, все как на подбор, преступные, иные прямо сахалинские. Римляне ставили на лица своих каторжников клейма: . На эти лица ничего не надо ставить, и без всякого клейма все видно. Читали статейку Ленина. Ничтожная и жульническая - то интернационал, то. . Речь Ленина. О, какое это животное! Читал о стоящих на дне моря трупах, - убитые, утопленные офицеры. А тут. Вся Лубянская площадь блестит на солнце. Жидкая грязь брызжет из-под колес. И Азия, Азия - солдаты, мальчишки, торг пряниками, халвой, маковыми плитками, папиросами: У солдат и рабочих, то и дело грохочущих на грузовиках, морды торжествующие. В кухне у П. солдат, толстомордый: Говорит, что, конечно, социализм сейчас невозможен, но что буржуев все-таки надо перерезать.

Одесса. 1919 г.
12 апреля (старого стиля). Уже почти три недели с дня нашей погибели. Мертвый, пустой порт, мертвый, загаженный город-Письмо из Москвы: от 10 августа пришло только сегодня. Впрочем, почта русская кончилась уже давно, еще летом 17 года: с тех самых пор, как у нас впервые, на европейский лад, появился. Тогда же появился впервые и - и тогда же вся Россия бросила работать. Да и сатана Каиновой злобы, кровожадности и самого дикого самоуправства дохнул на Россию именно в те дни, когда были провозглашены братство, равенство и свобода. Тогда сразу наступило исступление, острое умопомешательство. Все орали друг на друга за малейшее противоречие: .

Часто вспоминаю то негодование, с которым встречали мои будто бы сплошь черные изображения русского народа. :И кто же? Те самые, что вскормлены, вспоены той самой литературой, которая сто лет позорила буквально все классы, то есть, мещанина, чиновника, полицейского, помещика, зажиточного крестьянина - словом, вся и всех, за исключением какого-то - безлошадного, конечно, - и босяков.

Сейчас все дома темны, в темноте весь город, кроме тех мест, где эти разбойничьи притоны, - там пылают люстры, слышны балалайки, видны стены, увешанные черными знаменами, на которых белые черепа с надписями:

Говорит, кричит, заикаясь, со слюной во рту, глаза сквозь криво висящее пенсне кажутся особенно яростными. Галстучек высоко вылез сзади на грязный бумажный воротничок, жилет донельзя запакощенный, на плечах кургузого пиджачка - перхоть, сальные жидкие волосы всклокочены: И меня уверяют, что эта гадюка одержима будто бы, !

Есть два типа в народе. В одном преобладает Русь, в другом - Чудь. Но и в том и в другом есть страшная переменчивость настроений, обликов, как говорили в старину. Народ сам вказал про себя: , - в зависимости от обстоятельств, от того, кто это древо обрабатывает: Сергий Радонежский или Емелька Пугачев.

Слыхал, что и у нас будет этот дикий грабеж, какой уже идет в Киеве, - одежды и обуви: Но жутко и днем. Весь огромный город не живет, сидит по домам, выходит на улицу мало. Город чувствует себя завоеванным как будто каким-то особым народом, который кажется гораздо более страшным, чем, я думаю, казались нашим предкам печенеги. А завоеватель шатается, торгует с лотков, плюет семечками, . По Дерибасовской или движется огромная толпа, сопровождающая для развлечения гроб какого-нибудь жулика, выдаваемого непременно за (лежит в красном гробу:), или чернеют бушлаты играющих на гармонях, пляшущих и вскрикивающих матросов:

Вообще, как только город становится, тотчас резко меняется толпа, наполняющая улицы. Совершается некий подбор лиц: На этих лицах прежде всего нет обыденности, простоты. Все они почти сплошь резко отталкивающие, пугающие злой тупостью, каким-то угрюмо-холуйским вызовом всему и всем.

Я видел Марсово Поле, на котором только что совершили, как некое традиционное жертвоприношение революции, комедию похорон будто бы павших за свободу героев. Что нужды, что это было, собственно, издевательство над мертвыми, что они были лишены честного христианского погребения, заколочены в гроба почему-то красные и противоестественно закопаны в самом центре города живых.

Из (замечательный русский язык):

Подпись под плакатом:

Кстати, об одесской чрезвычайке. Там теперь новая манера пристреливать - над клозетной чашкой.

В газетах: . Итак, в один месяц все обработали: ни фабрик, ни железных дорог, ни трамваев, ни воды, ни хлеба, ни одежды - ничего!

Вчера поздно вечером, вместе с нашего дома, явились измерять в длину, ширину и высоту все наши комнаты.

Почему комиссар, почему трибунал, а не просто суд? Все потому, что только под защитой таких священно-революционных слов можно так смело шагать по колено в крови:

В красноармейцах главное - распущенность. В зубах папироска, глаза мутные, наглые, картуз на затылок, на лоб падает. Одеты в какую-то сборную рвань. Часовые сидят у входов реквизированных домов в креслах в самых изломанных позах. Иногда сидит просто босяк, на поясе браунинг, с одного боку висит немецкий тесак, с другого кинжал.

Призывы в чисто русском духе:
В Одессе расстреляно еще 15 человек (опубликован список). Из Одессы отправлено, то есть с продовольствием (а Одесса сама дохнет с голоду).

Р. S. Тут обрываются мои одесские заметки. Листки, следующие за этими, я так хорошо закопал в одном месте в землю, что перед бегством из Одессы, в конце января 1920 года, никак не мог найти их.

Бунин Иван Алексеевич
Произведение “Окаянные дни”

В 1918-1920 годы Бунин записывал в форме дневниковых заметок свои непосредственные наблюдения и впечатления от событий в России того времени. Вот несколько фрагментов:
Москва, 1918г.
1 января (старого стиля). Кончился этот проклятый год. Но что дальше? Может, нечто еще более ужасное. Даже наверное так:
5 февраля. С первого февраля приказали быть новому стилю. Так что по-ихнему уже восемнадцатое:
6 февраля. В газетах – о начавшемся наступлении на нас немцев. Все говорят: . На

Петровке монахи колют лед. Прохожие торжествуют, злорадствуют:
Далее даты опускаем. В вагон трамвая вошел молодой офицер и, покраснев, сказал, что он. Приехал Дерман, критик, – бежал из Симферополя. Там, говорит, солдаты и рабочие. Какого-то старика-полковника живьем зажарили в паровозной топке. Это слышишь теперь поминутно. Но настоящей беспристрастности все равно никогда не будет А главное: наша будет ведь очень и очень дорога для будущего историка. Разве важна только? А мы-то что ж, не люди, что ли? В трамвае ад, тучи солдат с мешками – бегут из Москвы, боясь, что их пошлют защищать Петербург от немцев. Встретил на Поварской мальчишку-солдата, оборванного, тощего, паскудного и вдребезги пьяного. Ткнул мне мордой в грудь и, отшатнувшись назад, плюнул на меня и сказал: На стенах домов кем-то расклеены афиши, уличающие Троцкого и Ленина в связи с немцами, в том, что они немцами подкуплены. Спрашиваю Клестова: Разговор с полотерами:
– Ну, что же скажете, господа, хорошенького?
– Да что скажешь. Все плохо.
– А что, по-вашему, дальше будет?
– А Бог знает, – сказал курчавый. – Мы народ темный: Что мы знаем? То и будет: напустили из тюрем преступников, вот они нами и управляют, а их надо не выпускать, а давно надо было из поганого ружья расстрелять. Царя ссадили, а при нем подобного не было. А теперь этих большевиков не сопрешь. Народ ослаб: Их и всего-то сто тысяч наберется, а нас сколько миллионов, и ничего не можем. Теперь бы казенку открыть, дали бы нам свободу, мы бы их с квартир всех по клокам растащили>.
Разговор, случайно подслушанный по телефону:
– У меня пятнадцать офицеров и адъютант Каледина. Что делать?
– Немедленно расстрелять.
Опять какая-то манифестация, знамена, плакаты, музыка – и кто в лес, кто по дрова, в сотни глоток: . Голоса утробные, первобытные. Лица у женщин чувашские, мордовские, у мужчин, все как на подбор, преступные, иные прямо сахалинские. Римляне ставили на лица своих каторжников клейма: . На эти лица ничего не надо ставить, и без всякого клейма все видно. Читали статейку Ленина. Ничтожная и жульническая – то интернационал, то. . Речь Ленина. О, какое это животное! Читал о стоящих на дне моря трупах, – убитые, утопленные офицеры. А тут. Вся Лубянская площадь блестит на солнце. Жидкая грязь брызжет из-под колес. И Азия, Азия – солдаты, мальчишки, торг пряниками, халвой, маковыми плитками, папиросами: У солдат и рабочих, то и дело грохочущих на грузовиках, морды торжествующие. В кухне у П. солдат, толстомордый: Говорит, что, конечно, социализм сейчас невозможен, но что буржуев все-таки надо перерезать.
Одесса. 1919 г.
12 апреля (старого стиля). Уже почти три недели с дня нашей погибели. Мертвый, пустой порт, мертвый, загаженный город-Письмо из Москвы: от 10 августа пришло только сегодня. Впрочем, почта русская кончилась уже давно, еще летом 17 года: с тех самых пор, как у нас впервые, на европейский лад, появился. Тогда же появился впервые и – и тогда же вся Россия бросила работать. Да и сатана Каиновой злобы, кровожадности и самого дикого самоуправства дохнул на Россию именно в те дни, когда были провозглашены братство, равенство и свобода. Тогда сразу наступило исступление, острое умопомешательство. Все орали друг на друга за малейшее противоречие: .
Часто вспоминаю то негодование, с которым встречали мои будто бы сплошь черные изображения русского народа. :И кто же? Те самые, что вскормлены, вспоены той самой литературой, которая сто лет позорила буквально все классы, то есть, мещанина, чиновника, полицейского, помещика, зажиточного крестьянина – словом, вся и всех, за исключением какого-то – безлошадного, конечно, – и босяков.
Сейчас все дома темны, в темноте весь город, кроме тех мест, где эти разбойничьи притоны, – там пылают люстры, слышны балалайки, видны стены, увешанные черными знаменами, на которых белые черепа с надписями:
Говорит, кричит, заикаясь, со слюной во рту, глаза сквозь криво висящее пенсне кажутся особенно яростными. Галстучек высоко вылез сзади на грязный бумажный воротничок, жилет донельзя запакощенный, на плечах кургузого пиджачка – перхоть, сальные жидкие волосы всклокочены: И меня уверяют, что эта гадюка одержима будто бы, !
Есть два типа в народе. В одном преобладает Русь, в другом – Чудь. Но и в том и в другом есть страшная переменчивость настроений, обликов, как говорили в старину. Народ сам вказал про себя: , – в зависимости от обстоятельств, от того, кто это древо обрабатывает: Сергий Радонежский или Емелька Пугачев.
Слыхал, что и у нас будет этот дикий грабеж, какой уже идет в Киеве, – одежды и обуви: Но жутко и днем. Весь огромный город не живет, сидит по домам, выходит на улицу мало. Город чувствует себя завоеванным как будто каким-то особым народом, который кажется гораздо более страшным, чем, я думаю, казались нашим предкам печенеги. А завоеватель шатается, торгует с лотков, плюет семечками, . По Дерибасовской или движется огромная толпа, сопровождающая для развлечения гроб какого-нибудь жулика, выдаваемого непременно за (лежит в красном гробу:), или чернеют бушлаты играющих на гармонях, пляшущих и вскрикивающих матросов:
Вообще, как только город становится, тотчас резко меняется толпа, наполняющая улицы. Совершается некий подбор лиц: На этих лицах прежде всего нет обыденности, простоты. Все они почти сплошь резко отталкивающие, пугающие злой тупостью, каким-то угрюмо-холуйским вызовом всему и всем.
Я видел Марсово Поле, на котором только что совершили, как некое традиционное жертвоприношение революции, комедию похорон будто бы павших за свободу героев. Что нужды, что это было, собственно, издевательство над мертвыми, что они были лишены честного христианского погребения, заколочены в гроба почему-то красные и противоестественно закопаны в самом центре города живых.
Из (замечательный русский язык):
Подпись под плакатом:
Кстати, об одесской чрезвычайке. Там теперь новая манера пристреливать – над клозетной чашкой.
в газетах: . Итак, в один месяц все обработали: ни фабрик, ни железных дорог, ни трамваев, ни воды, ни хлеба, ни одежды – ничего!
Вчера поздно вечером, вместе с нашего дома, явились измерять в длину, ширину и высоту все наши комнаты.
Почему комиссар, почему трибунал, а не просто суд? Все потому, что только под защитой таких священно-революционных слов можно так смело шагать по колено в крови:
В красноармейцах главное – распущенность. В зубах папироска, глаза мутные, наглые, картуз на затылок, на лоб падает. Одеты в какую-то сборную рвань. Часовые сидят у входов реквизированных домов в креслах в самых изломанных позах. Иногда сидит просто босяк, на поясе браунинг, с одного боку висит немецкий тесак, с другого кинжал.
Призывы в чисто русском духе:
В Одессе расстреляно еще 15 человек (опубликован список). Из Одессы отправлено, то есть с продовольствием (а Одесса сама дохнет с голоду).
Р. S. Тут обрываются мои одесские заметки. Листки, следующие за этими, я так хорошо закопал в одном месте в землю, что перед бегством из Одессы, в конце января 1920 года, никак не мог найти их.

(No Ratings Yet)

Торо Генри Дэвид Произведение “Уолден, или Жизнь в лесу” В этой книге Торо описывает свою собственную жизнь, тот ее период, когда он в течение двух лет один жил на берегу...
Хаксли Олдос Леонард Произведение “О дивный новый мир” Действие этого романа-антиутопии происходит в вымышленном Мировом Государстве. Идет 632-й год эры стабильности, Эры Форда. Форд, создавший в начале двадцатого века крупнейшую...
Андреев Леонид Николаевич Произведение “Большой шлем” Четверо игроков играют в три раза в неделю: Евпраксия Васильевна с братом Прокопием Васильевичем против Масленникова и Якова Ивановича. Яков Иванович и Масленников совершенно...
Лоуренс Дэвид Герберт Произведение “Любовник леди Чаттерлей” В 1917 г. Констанция Рейд, двадцатидвухлетняя девушка, дочь известного в свое время художника Королевской академии сэра Малькома Рейда, выходит замуж за баронета Клиффорда...
Дойл Артур Конан Произведение “Приключения Шерлока Хомса” Ватсон (доктор Ватсон, вар. пер. Уотсон) – постоянный спутник Шерлока Холмса. Врач по образованию, военный хирург, закончивший Лондонский университет в 1878 г., выполняет...
Чехов Антон Павлович Произведение “Каштанка” Молодая рыжая собака беспокойно бегала по тротуару. Она не могла понять как она заблудилась. Ее хозяин Лука Александрыч взял ее с собой к заказчикам, и...
Александр Грин Произведение “Алые паруса” Лонгрен, человек замкнутый и нелюдимый, жил изготовлением и продажей моделей парусников и пароходов. Земляки не очень жаловали бывшего моряка, особенно после одного случая. Как-то во...
Морис Метерлинк Произведение “Монна Ванна” События разворачиваются в Пизе в конце XV в. Начальник пизанского гарнизона Гвидо Колонна обсуждает со своими лейтенантами Борсо и Торелло сложившуюся ситуацию: Пиза окружена врагами...
Шиллер Фридрих Иоганн Произведение “Дон Карлос, инфант Испанский” Действие происходит в Испании в 1568 г., на тринадцатом году царствования короля Филиппа II. Основу сюжета составляет история взаимоотношений Филиппа II, его...
Поль Скаррон Произведение “Комический роман” Действие происходит в современной автору Франции, главным образом в Мансе – городе, что расположен в двухстах километрах от Парижа. “Комический роман” задуман как пародия на...
Карло Гоцци Произведение “Ворон” В гавань, что неподалеку от стольного града Фраттомброзы, входит изрядно потрепанная бурей галера под командой доблестного венецианца Панталоне. На ней принц Дженнаро везет невесту своему брату,...
Кассиль Лев Абрамович Произведение “Черемыш, брат героя” Удачной попыткой в создании повести о новой школе была книга “Черемыш – брат героя” (1938), выдержавшая много изданий. В ней писатель стремится решить...
Беляев Александр Романович Произведение “Остров Погибших кораблей” В романе российского писателя – фантаста Александра Беляева “Остров Погибших кораблей” читателю предстоит узнать о загадочных приключениях людей в Саргассовом море. Действующие лица...
Токарева Виктория Самойловна Произведение “День без вранья” Двадцатипятилетний Валентин, учитель средней школы, однажды утром просыпается с ощущением счастья, потому что ему приснилась радуга. Валентин опаздывает на работу – он преподает...Бальзак Оноре де Произведение “Евгения Гранде” Евгения Гранде считалась самой завидной невестой в Сомюре. Отец ее, простой бочар, разбогател во времена Революции, скупив за бесценок конфискованные церковные владения – лучшие...
Серен Кьеркегор Произведение “Дневник обольстителя” “Дневник обольстителя” – это написанная в форме романа часть самой известной книги датского философа и писателя Серена Кьеркегора “Или – Или”, иногда печатающаяся и отдельно....
Набоков Владимир Владимирович Произведение “Лолита” Эдгар Гумберт, тридцатисемилетний преподаватель французской литературы, испытывает неординарную склонность к нимфеткам, как он их называет – очаровательным девочкам от девяти до четырнадцати лет. Давнее детское...
Новалис Произведение “Гейнрих фон Офтердинген” В основу произведения положена легенда об известном миннезингере XIII в. Генрихе фон Офтердингене. Внешняя событийная канва – это лишь необходимая материальная оболочка для изображения глубинного...

Сегодня нет в России человека, который не знаком с творчеством Ивана Алексеевича Бунина. Поэт, прозаик, переводчик. Он первым среди русских писателей получил Нобелевскую премию по литературе.
К сожалению, автор красивой пейзажной, любовной лирики, пронзительных рассказов на долгие годы лишился читателя у себя на Родине. Причиной стала эмиграция и произведение «Окаянные д ни».

Иван Бунин как автор книги

Биография

Иван родился в 1870 году в Воронеже в семье бедного дворянина, хотя род Буниных уходит корнями в 15 век, а семейный герб занесен в Гербовник Российской Империи. Детство мальчика прошло на хуторе в Орловской губернии. Он начинал учебу в гимназии, но был отчислен за то, что не вернулся с каникул.

Образование продолжил дома под руководством старшего брата Юлия и сдал экзамен за курс гимназии весьма успешно. Ивана интересовали история, философия, языки. Он сам увлекался литературным творчеством. Так получилось, что оно и определило всю его жизнь.

Музы Ивана Бунина:

Варвара Пащенко стала первой гражданской женой поэта, когда он работал в «Орловском вестнике». Через три года она ушла от него. Молодой мужчина тяжело перенес расставание. Чувства того времени нашли отражение на страницах романа «Жизнь Арсеньева»;
Анну Цакни писатель встретил в Одессе, назвав знакомство «солнечным ударом». Вскоре состоялась свадьба. Почти сразу начались разногласия. Через год совместной жизни беременная Анна вернулась в Одессу, заставив мужа страдать. Она родила поэту сына Николая, который умер от болезни в 5 лет;
Вера Муромцева была верным другом и помощником Ивана Алексеевича 46 лет. Познакомились они в 1906 году, а вот обвенчались только во Франции в 1922. На долю женщины выпало тяжелое испытание - быть свидетелем романа мужа и жившей у них писательницы;
Галина Кузнецова почти 10 лет прожила на вилле Буниных. Но и эта муза превратилась в источник страданий. После ее ухода Иван Алексеевич был на грани отчаянья. Закрывался в кабинете, работал сутки напролет. Итогом стали 38 новелл сборника «Темные аллеи».

Творческий путь

Первое стихотворение опубликовал журнал «Родина». В 19 лет юноша начал самостоятельную жизнь. Устроился работать в журнал «Орловский вестник», в котором печатали его стихи, рассказы, рецензии. В январе 1894 года Бунин едет в Москву. Уже написаны «Антоновские яблоки», «Новая дорога», в которых читатели слышат боль автора об исчезающем дворянстве; выходят переводы Петрарки, Байрона.

Издаются книги:

1897 год - сборник «На край света» (Петербург);
1898 год - поэтический сборник «Под открытым небом» (Москва);
1900 год - поэтический сборник «Листопад»;
1915 год - проза «Полное собрание сочинений».

Бунин признан как поэт русского пейзажа. Символизм он не приемлет и смотрит критично на происходящее в стране. Повесть «Деревня» (1905 г.) положила начало ряду произведений, показывающих русскую душу.

В 1903 году Петербургская академия наук вручает ему первую Пушкинскую премию, следом - вторую. В 1909 году Бунин становится почетным академиком Академии наук Санкт-Петербурга. В 1915 году он особенно популярен в литературных кругах.

После революции И.А. Бунин эмигрировал из России. Почти сразу в Париже вышел сборник его рассказов «Господин из Сан-Франциско», восторженно встреченный читателями. Во Франции он напишет главное произведение - автобиографический роман «Жизнь Арсеньева», в котором отразились детские впечатления, переживания об ушедшей России.

В 1933 году Шведская академия наук вручила премию по литературе Ивану Алексеевичу Бунину.
Любовь и страсть - эти темы стали центральными в творчестве в эмиграции: «Митина любовь» (1925), «Солнечный удар» (1927), цикл «Темные аллеи» (опубликован в 1943 году в Нью-Йорке).

Значение революции в жизни писателя

Раздумья о будущем страны появляются в творчестве писателя после первой русской революции. События 1905 года ужаснули писателя анархизмом, своеволием, жестокостью. Первая мировая война вызвала опасения. Он не разделял патриотических настроений большинства сограждан.

После революции семья из Орловского имения переезжает в Москву. Здесь писатель видит революционный город изнутри. В канун Октября дворянин Бунин считал, что только высококультурные интеллигенты способны управлять страной. Понятия «разум народных масс» для него не существовало.

Иван Бунин не понял смысла Октябрьской революции, не принял Советскую Россию и оправился в добровольное изгнание. В 1920 году Бунины приехали во Францию. Бунин тяжело переживал разлуку с родиной. В декабре 1933 года на церемонии вручения Нобелевской премии в Стокгольме он любовался снегом, похожим на тот, что в России, и мечтал пробежаться по нему. Голодал, но не согласился сотрудничать с немцами в годы Второй мировой, потому что фашисты напали на его Родину.

Окаянные дни

История написания

Одна из самых известных книг Бунина. Название ее символично, ведь и сам автор пережил немало окаянных дней вместе со своей страной и вдали от Родины.

Писателя-гуманиста оттолкнуло в революции то, что в ее мясорубке пострадали сотни и тысячи ни в чем неповинных людей, события ударили по каждому. Эта точка зрения стала лейтмотивом книги, в основе которой лежат дневниковые записи 1918—1920 годов. Он вел их до отъезда во Францию. В Париже восстанавливал по памяти.

Публикации произведения

Фрагменты книги впервые вышли в свет в Париже в газете русских эмигрантов «Возрождение» (1925—1927 годы). В полном объеме дневники выходят в 1936 году в Берлине в издательстве «Petropolis» в составе Сборника сочинений.

Главполитпросвет при Наркомпросе предпринимал жесткие меры против писателей-эмигрантов. Из библиотек забирали «контрреволюционные» книги. Имя Бунина в этих списках было постоянным. Почти до 60-х годов произведения Ивана Алексеевича не издавались в СССР.

Долгие годы книгу обходили молчанием. Она попадала к читателям лишь в каких-то списках, поэтому нередко возникал вопрос - кто написал такое смелое произведение. В 1988 году в Собрании сочинений в 6 томе вышли фрагменты книги-дневника с большими сокращениями. Нередко возникали вопросы. Только в период перестройки это неоднозначное произведение было напечатано.

Литературные особенности произведения

Идея и композиция

Художественно-документальное произведение отражает переломную эпоху революции и гражданской войны. Бунин наблюдал и словно стенографировал то, что происходило вокруг него. Содержание книги - картинки-наблюдения, услышанные разговоры, газетные публикации, которые становились предметом размышлений автора о судьбе России.

Переживания о происходившем в стране объясняют мрачную интонацию книги. По мнению Бунина, революция - стихия, чума, холера, бунт, поэтому она не может принести ничего хорошего.
Первую запись в дневнике он сделал в январе 1918 года в Москве. Автор писал, что проклятый год уже позади, но радости у народа все равно нет. Он не представляет, что ждет Россию дальше.

Чувствуется страх, безнадежность, сумятица людей. Дальше - неизвестность. Каждый сам за себя и сам по себе: толпа мужиков и баб смотрит, как мужик пытается поднять лошадь, просит о помощи. Но все только глазеют. Автор отмечает, что информацию люди получали из разговоров (на улицах, у знакомых, в различного рода собраниях) да из газет, тоже весьма противоречивую. «Слухи, снова слухи» - не однажды мы встречаем такую реплику.

Бунин ссылается на разные издания:

в «Известиях» статья, где "Советы сравнивают с Кутузовым. «Более наглых жуликов мир не видел»;
из «Власти народа» передали самые верные сведения;
опять стали выходить «буржуазные» газеты - с большими пустыми листами;
из редакции «Русских ведомостей» стало известно, что «Троцкий - немецкий шпион, был сыщиком при нижегородском охранном отделении». Это опубликовал в «Правде» Стучка по злобе на Троцкого.

Одесская часть начинается с записи от 12 апреля (старого стиля) 1919 года. Отчаянье сквозит с первых же строк:

«Почти три недели со дня нашей погибели».

Мертвый город, опустел порт. Почти девять месяцев шло письмо из Москвы. Отсутствие какого-либо порядка уже никого не удивляет. Как только появился министр труда, вся Россия перестала работать.

Бунин вспомнил революционный Петербург, где шли совещания, заседания, митинги, издавались воззвания и декреты, по Невскому мчались правительственные машины с красными флажками, шли отряды с музыкой. Проспект заполнен серой толпой, солдатней, неработающими рабочими, гулящей прислугой, торговцами с лотков. А на тротуарах сор, шелуха, на мостовой - навозный лед и ухабы. И рассуждения мужика-извозчика, что народ, «как скотина без пастуха, все перегадит и самого себя погубит».

Вскоре после приезда в Одессу газеты напечатали предупреждение о том, что не хватает топлива, будут отключать электричество. Не хватало продуктов.

«Все обработали в один месяц, ничего не осталось: ни железных дорог, ни фабрик, ни одежды, ни хлеба, ни воды - точно все провалилось».

Время от времени большевики обходили квартиры, смотрели, что еще можно изъять. У кого-то забирают последнее. И тут же свадьба милиционера: венчаться поехал в карете, для пира привезли 40 бутылок вина, которое стоит очень дорого и запрещено.

В Одесской части больше размышлений автора, экскурсов в историю, воспоминаний. Революция не принесла ничего нового, стала очередным бунтом, которых Русь пережила немало. Бунин приводит цитаты из Герцена, Соловьева, Татищева, Костомарова. Перечитывает русских писателей и делает вывод, что исторические процессы повторяются.

Отличительной чертой революции Бунин называет бешеную жажду игры, позы, балагана. «В человеке просыпается обезьяна». Даже похороны на Марсовом поле превращают в шоу.

Своеобразным спасением Бунин считает Бога:

«Все утро читал Библию».

Именно в ней он пытается найти ориентир. Да и краски совсем другие при описании церквей: золото преобладает. Благостно и трогательно пишет о прикосновении с церковными обрядами:

«В доме напротив молебствие. Пение священников кажется странным теперь. Женский хор пел в церкви на венчании».

Признается, что только в момент утраты мы почувствовали всю эту красоту. Бунин догадывается, что эти островки не вечны. Отсюда контраст радостного пасхального звона колоколов и отсутствия ощущения светлого воскресения.

Основные образы и персонажи

В небольшом произведении автор сумел показать множество разнообразных персонажей: образы с улиц и известные политики, писатели. Среди первых много бандитов, которых выпустили из тюрем, и они чувствуют вкус власти. Солдаты участвовали в свержении царя, покинули фронт, нападают на всех. Вечером на одной из улиц Москвы увидел двух солдат с ружьями.

«Стража или грабители? И то и другое».

И.А.Бунин

Обстоятельства изменили людей. Слуга брата Юлия Андрей, который почти 20 лет работал у них и всегда был «неизменно прост, мил, разумен, вежлив, сердечен», вдруг «все больше шалеет. Точно с ума спятил... Весь внутренно дрожит от злобы».

Нелицеприятно выражается Бунин о вождях большевиков:

«Ленин, Троцкий, Дзержинский... Кто подлее, кровожаднее, гаже?».

Это не только точка зрения самого автора. От газетчиков он слышит, что «лучше черти, чем Ленин».
Короткие емкие эпитеты о многих современниках: Луначарский «гадина», Блок «человек глупый», Керенский «выскочка, делающийся все больше наглецом».

Много заметок о литературных деятелях: Блок «открыто присоединился к большевикам». Маяковский в мятой рубахе на заседании «Среды» ведет себя вполне пристойно, но с хамской независимостью. В Петербурге на открытие выставки финских картин собрался «весь цвет русской интеллигенции». Но надо всеми преобладал «поэт» Маяковский - ел с чужих тарелок, перебивал министра и послов, похабно орал. Бунин припоминает, что еще в гимназии Маяковского прозвали Идиотом Полифемовичем. Брюсов «все левеет, почти уже большевик». Такими оговорками автор показывает, как меняется точка зрения человека под влиянием обстоятельств.

Жанр произведения

Точно определить жанр «Окаянных дней» Бунина очень сложно.

Исследователи дают разные определения:

дневник;
художественное произведение;
публицистика;
очерк;
отрывки.

Это можно назвать скорее синтез жанров с документальными, публицистическими и художественными чертами. Дневниковая форма повествования дает возможность автору запечатлеть на бумаге определенный момент жизни, добавив к нему свои размышления. Автор эмоционально говорит о происходящем. За это критики обвиняли Бунина в «пристрастности», на что он отвечал, мол, настоящей пристрастности все равно никогда не было.

Документальности придают и ссылки на печатные издания того времени. Вместе с тем, в «Окаянных днях» художественное начало ярко выражено. В текст автор включает отрывки своих стихотворений. Строчку
«Вот встанет бесноватых рать И, как Мамай, всю Русь пройдет...» считает пророческой.

Видим Бунина - художника слова. Он остается поэтом русского пейзажа даже в этой кровавой свистопляске.

В тексте много лирических вкраплений:

гимназистки облепленные мокрым снегом - «красота и радость». И тут же - «Что ждет эту молодость?»;
февральским днем выглянуло солнце: «Совсем весна, очень ярко от снега и солнца»;
замечает, что прилетели грачи;
«деревцо, зазеленевшее у нас во дворе, побледнело»;
ломоть месяца, совсем золотой, чисто блестит сквозь молодую зелень дерева под окном;
всем существом почувствовал очарование весны.

Пейзажные вкрапления смягчают рассказ о событиях того времени. Автор показывает, что есть вечное, непреходящее.

Структура текста

Книга делится на две большие части: «Москва. 1918 г.» и «Одесса. 1919 г.». Внутри повествование ведется по датам: с 1 января (старого стиля) по 24 марта. Одесская часть начинается с записи от 12 апреля (старого стиля) и заканчивается 20 июня.

«Листки, следующие за этим я так хорошо закопал в одном месте в землю, что перед бегством из Одессы, в конце января 1920 года, никак не мог их найти».

Стилистическая специфика

И. А. Бунин умело передает не только свои чувства, но и настроение окружающих. Вот коротенькая встреча со старухой в Мерзляковском:

«Остановилась, оперлась на костыль дрожащими руками и заплакала», попросив взять ее на воспитание, мол, деваться все равно некуда.

Ненависть толпы выплескивается в воззваниях большевиков: «Вперед, родные, не считайте трупы!»

Прилагательные цвета дополняют сюжеты зарисовок:

много красного (знамена, бумажные цветы, флаги и флажки), символизирующего кровопролитие;
рыжий - в той же цветовой палитре;
угрюмый серый - цвет толпы, солдатских шинелей, сумерек;
черный - темные неосвещаемые улицы.

Бунин использует образные приемы, отсылая читателя к известным произведениям искусства: в трамвае все смотрят в окно - там «сцена древней Москвы, картина Сурикова».

Неоднократно Бунин подчеркивает фальшь происходящего: искусственные цветы на новых, никому не нужных праздниках, обилие кругом гениальных литераторов, издательство Горького «Парус», выпустившее за год одну книжечку Маяковского.

Его слух коробит сквернословие, «высокий» стиль современных газет, новое правописание. Чувство подавленности, мрака усиливается от того, что все быстро пали духом.

Осенью 1952 года И.А. Бунин написал последнее стихотворение. В мае следующего года сделал запись в дневнике:

«Это все-таки поразительно до столбняка! Через некоторое, очень малое время меня не будет - и дела, и судьбы всего, всего будут мне неизвестны!»

Видео об отрывках из книги

Отрывки из книги И.А. Бунина иллюстрированы кадрами кинохроники.

Москва, 1918 г.

1 января (старого стиля). Кончился этот проклятый год. Но что дальше? Может, нечто еще более ужасное. Даже наверное так…

5 февраля. С первого февраля приказали быть новому стилю. Так что по-ихнему уже восемнадцатое…

“Ах, если бы!”. На Петровке

Монахи колют лед. Прохожие торжествуют, злорадствуют: “Ага! Выгнали! Теперь, брат, заставят!”

Далее даты опускаем. В вагон трамвая вошел молодой офицер и, покраснев, сказал, что он “не может, к сожалению, заплатить за билет”. Приехал Дерман, критик, – бежал из Симферополя. Там, говорит, “неописуемый ужас”, солдаты и рабочие “ходят прямо по колено в крови”. Какого-то старика-полковника живьем зажарили в паровозной топке. “Еще не настало время разбираться в русской революции беспристрастно, объективно…” Это слышишь теперь поминутно. Но настоящей беспристрастности все равно никогда не будет,

А главное: наша “пристрастность” будет ведь очень и очень дорога для будущего историка. Разве важна “страсть” только “революционного народа”? А мы-то что ж, не люди, что ли? В трамвае ад, тучи солдат с мешками – бегут из Москвы, боясь, что их пошлют защищать Петербург от немцев. Встретил на Поварской мальчишку-солдата, оборванного, тощего, паскудного и вдребезги пьяного. Ткнул мне мордой в грудь и, отшатнувшись назад, плюнул на меня и сказал: “Деспот, сукин сын!” На стенах домов кем-то расклеены афиши, уличающие Троцкого и Ленина в связи с немцами, в том, что они немцами подкуплены. Спрашиваю Клестова: “Ну, а сколько же именно эти мерзавцы получили?” “Не беспокойтесь, – ответил он с мутной усмешкой, – порядочно…” Разговор с полотерами:

– Ну, что же скажете, господа, хорошенького?

– Да что скажешь. Все плохо.

– А Бог знает, – сказал курчавый. – Мы народ темный… Что мы знаем? То и будет: напустили из тюрем преступников, вот они нами и управляют, а их надо не выпускать, а давно надо было из поганого ружья расстрелять. Царя ссадили, а при нем подобного не было. А теперь этих большевиков не сопрешь. Народ ослаб… Их и всего-то сто тысяч наберется, а нас сколько миллионов, и ничего не можем. Теперь бы казенку открыть, дали бы нам свободу, мы бы их с квартир всех по клокам растащили”.

Разговор, случайно подслушанный по телефону:

– У меня пятнадцать офицеров и адъютант Каледина. Что делать?

– Немедленно расстрелять.

Опять какая-то манифестация, знамена, плакаты, музыка – и кто в лес, кто по дрова, в сотни глоток: “Вставай, подымайся, рабочай народ!”. Голоса утробные, первобытные. Лица у женщин чувашские, мордовские, у мужчин, все как на подбор, преступные, иные прямо сахалинские. Римляне ставили на лица своих каторжников клейма: “Сауе гигет”. На эти лица ничего не надо ставить, и без всякого клейма все видно. Читали статейку Ленина. Ничтожная и жульническая – то интернационал, то “русский национальный подъем”. “Съезд Советов”. Речь Ленина. О, какое это животное! Читал о стоящих на дне моря трупах, – убитые, утопленные офицеры. А тут “Музыкальная табакерка”. Вся Лубянская площадь блестит на солнце. Жидкая грязь брызжет из-под колес. И Азия, Азия – солдаты, мальчишки, торг пряниками, халвой, маковыми плитками, папиросами… У солдат и рабочих, то и дело грохочущих на грузовиках, морды торжествующие. В кухне у П. солдат, толстомордый… Говорит, что, конечно, социализм сейчас невозможен, но что буржуев все-таки надо перерезать.

Одесса. 1919 г.

12 апреля (старого стиля). Уже почти три недели с дня нашей погибели. Мертвый, пустой порт, мертвый, загаженный город-Письмо из Москвы… от 10 августа пришло только сегодня. Впрочем, почта русская кончилась уже давно, еще летом 17 года: с тех самых пор, как у нас впервые, на европейский лад, появился “министр почт и телеграфов…”. Тогда же появился впервые и “министр труда” – и тогда же вся Россия бросила работать. Да и сатана Каиновой злобы, кровожадности и самого дикого самоуправства дохнул на Россию именно в те дни, когда были провозглашены братство, равенство и свобода. Тогда сразу наступило исступление, острое умопомешательство. Все орали друг на друга за малейшее противоречие: “Я тебя арестую, сукин сын!”.

Часто вспоминаю то негодование, с которым встречали мои будто бы сплошь черные изображения русского народа. …И кто же? Те самые, что вскормлены, вспоены той самой литературой, которая сто лет позорила буквально все классы, то есть “попа”, “обывателя”, мещанина, чиновника, полицейского, помещика, зажиточного крестьянина – словом, вся и всех, за исключением какого-то “народа” – безлошадного, конечно, – и босяков.

Сейчас все дома темны, в темноте весь город, кроме тех мест, где эти разбойничьи притоны, – там пылают люстры, слышны балалайки, видны стены, увешанные черными знаменами, на которых белые черепа с надписями: “Смерть, смерть буржуям!”

Говорит, кричит, заикаясь, со слюной во рту, глаза сквозь криво висящее пенсне кажутся особенно яростными. Галстучек высоко вылез сзади на грязный бумажный воротничок, жилет донельзя запакощенный, на плечах кургузого пиджачка – перхоть, сальные жидкие волосы всклокочены… И меня уверяют, что эта гадюка одержима будто бы “пламенной, беззаветной любовью к человеку”, “жаждой красоты, добра и справедливости”!

Есть два типа в народе. В одном преобладает Русь, в другом – Чудь. Но и в том и в другом есть страшная переменчивость настроений, обликов, “шаткость”, как говорили в старину. Народ сам cказал про себя: “из нас, как из древа, – и дубина, и икона”, – в зависимости от обстоятельств, от того, кто это древо обрабатывает: Сергий Радонежский или Емелька Пугачев.

“От победы к победе – новые успехи доблестной Красной Армии. Расстрел 26 черносотенцев в Одессе…”

Слыхал, что и у нас будет этот дикий грабеж, какой уже идет в Киеве, – “сбор” одежды и обуви… Но жутко и днем. Весь огромный город не живет, сидит по домам, выходит на улицу мало. Город чувствует себя завоеванным как будто каким-то особым народом, который кажется гораздо более страшным, чем, я думаю, казались нашим предкам печенеги. А завоеватель шатается, торгует с лотков, плюет семечками, “кроет матом”. По Дерибасовской или движется огромная толпа, сопровождающая для развлечения гроб какого-нибудь жулика, выдаваемого непременно за “павшего борца” (лежит в красном гробу…), или чернеют бушлаты играющих на гармонях, пляшущих и вскрикивающих матросов: “Эх, яблочко, куда котишься!”

Вообще, как только город становится “красным”, тотчас резко меняется толпа, наполняющая улицы. Совершается некий подбор лиц… На этих лицах прежде всего нет обыденности, простоты. Все они почти сплошь резко отталкивающие, пугающие злой тупостью, каким-то угрюмо-холуйским вызовом всему и всем.

Из “Известий” (замечательный русский язык): “Крестьяне говорят, дайте нам коммуну, лишь бы избавьте нас от кадетов…”

Подпись под плакатом: “Не зарись, Деникин, на чужую землю!”

Кстати, об одесской чрезвычайке. Там теперь новая манера пристреливать – над клозетной чашкой.

“Предупреждение” в газетах: “В связи с полным истощением топлива, электричества скоро не будет”. Итак, в один месяц все обработали: ни фабрик, ни железных дорог, ни трамваев, ни воды, ни хлеба, ни одежды – ничего!

Вчера поздно вечером, вместе с “комиссаром” нашего дома, явились измерять в длину, ширину и высоту все наши комнаты “на предмет уплотнения пролетариатом”.

Почему комиссар, почему трибунал, а не просто суд? Все потому, что только под защитой таких священно-революционных слов можно так смело шагать по колено в крови…

В красноармейцах главное – распущенность. В зубах папироска, глаза мутные, наглые, картуз на затылок, на лоб падает “шевелюр”. Одеты в какую-то сборную рвань. Часовые сидят у входов реквизированных домов в креслах в самых изломанных позах. Иногда сидит просто босяк, на поясе браунинг, с одного боку висит немецкий тесак, с другого кинжал.

Призывы в чисто русском духе: “Вперед, родные, не считайте трупы!”

Вариант 2

Некоторые записки Бунина в виде дневниковых заметок о личных наблюдениях в период гражданской войны в России.

Москва, 1918 год.

В вагоне трамвая молодой офицер не может расплатиться за билет. Бежавший из Симферополя критик Дерман рассказывает про творящийся там ужас. Рабочие и солдаты ходят по колено в крови. Один старик-полковник был зажарен живьем в паровозной топке. Повсюду слышно, что рассматривая русскую революцию не нужно быть объективным и беспристрастным. В трамвае ад, множество солдат с мешками убегают из Москвы, страшась, что будут посланы на защиту от немцев Петербурга.

На Поварской встречается мальчишка-солдат, тощий, паскудный, оборванный, вдребезги пьяный. Он назвал меня сукиным сыном. На стенах домов расклеены афиши, которые уличают Ленина и Троцкого в подкупе, в связях с немцами. Клестов сказал, что данные мерзавцы получили довольно порядочно денег.

В разговоре с полотерами, те сказали, что дела очень плохи. Что ими управляют тюремные преступники. Что их следовало не выпускать, а расстрелять. Что при царе такого не было. Что из-за слабости народа, большевиков теперь не сопрешь.

Повсюду манифестации, музыка, знамена, плакаты. Везде слышны первобытные, утробные голоса: “Вставай, рабочий народ!”. У женщин лица мордовские, чувашские, у мужчин сахалинские, преступные. Римлянами на лица каторжников ставились клейма. На этих лицах все видно без всякого клейма

Одесса. 1919 год.

Уже три недели со дня нашей погибели. Город и порт весь загаженный, мертвый, пустой. Все дома темны, весь город в темноте, кроме разбойничьих притонов. Там слышны балалайки, пылают люстры. Стены там увешаны черными знаменами с белыми черепами и надписями “Смерть буржуям!”

Слыхал, что как и в Киеве, здесь будет дикий грабеж – “сбор” обуви и одежды. Жутко даже в дневное время. Весь огромный город практически не живет. Все сидят по домам, редко выходя на улицу. Город чувствует себя полностью завоеванным неким особым народом, кажущимся страшнее печенегов. При этом завоеватель шатается, плюет семечками, торгует с лотков, “кроет матом”. Встречаются толпы, сопровождающие для развлечения красный гроб очередного жулика, выдаваемого за “павшего борца”. Везде чернеют бушлаты вскрикивающих, пляшущих и играющих на гармонях матросов.

На Марсовом Поле совершают традиционное жертвоприношение революции. Это комедия похорон, будто бы погибших за свободу героев. Это явное издевательство над мертвыми. Они были лишены христианского честного погребения, заколочены в красные гробы и закопаны в центре города живых.

Вчера поздно вечером, люди совместно с “комиссаром” дома, прибыли измерять размеры наших комнат для уплотнения пролетариатом. Главным критерием красноармейцев является распущенность. Глаза наглые, мутные, в зубах папироска, картуз на затылок, одеты во всякую сборную рвань. Поблизости входов реквизированных домов сидят часовые во всевозможных изломанных позах. Встречаются просто босяки с браунингом на поясе, по бокам с кинжалом и немецким тесаком. Повсюду призывы в истинно русском духе: “Вперед, не считая трупы!”.

Краткое содержание Окаянные дни Бунин