Что такое отцы и дети. Иван Тургенев «Отцы и дети». Кратко. Друзья гостят у Одинцовой


3ef815416f775098fe977004015c6193

Действие романа начинается 20 мая 1859 года. Молодой человек, только что закончивший университет, Аркадий Кирсанов едет на постоялый двор, где его ждет отец – Николай Петрович. Николаю Петровичу Кирсанову сейчас 43 года, но выглядит он уже не очень молодо. Он волнуется перед встречей с сыном. Тем более, что сын едет не один – вместе с ним в имение должен приехать и его студенческий друг Евгений Васильевич Базаров.

Николай Петрович всю свою жизнь посвятил воспитанию сына. Даже когда Аркадий уже был студентом, Николай Петрович жил в Петербурге вместе с ним, знакомился с его друзьями и старался понять, чем живет современная молодежь. Жена Николая Петровича умерла 12 лет назад, и сейчас сын Аркадий и брат Павел Петрович были самыми близкими для него людьми. Правда, была еще девушка по имени Фенечка, которую Николай Петрович любил, и у которой был от него ребенок, но этот факт помещик старался пока держать в тайне от сына.


Знакомство Павла Петровича Кирсанова и Евгения Базарова сразу же перерастает во взаимную неприязнь. Уже на следующий день между ними вспыхивает крупная ссора, зачинщиком которой, по правде говоря, становится Павел Петрович. Для Базарова нет ничего такого, что бы он не отрицал. Он считает, что искусство не может быть ценнее и важнее, чем химия, а наука - это прежде всего практика, и только потом теория. Нигилизм (то есть, отрицание всего) Базарова кажется Павлу Петровичу просто кощунственным. Он не может понять, как можно отрицать все, в том числе, и любовь, которую он, Павел Петрович, однажды испытал, и которая опустошила его настолько, что он после расставания с любимой не был способен больше ни на какие чувства или мысли. Базаров же убеждает его в том что он и его брат совсем не представляют себе, что такое современная жизнь.

В губернском городе Базаров и младший Кирсанов встречают тех, кто считает себя последователями Базарова – Ситникова и Кукшину. Они ничему не учатся и не овладевают никакой профессией, но их нигилизм дошел до такой степени, что они оставляют далеко позади себя даже самого Базарова.


Аркадий знакомится с Одинцовой, ему кажется, что он влюблен в нее. На самом деле, это не так – его чувство просто надумано. А вот Базаров заинтересовался Одинцовой всерьез, и мечты его вовсе не о том, как он читает ей стихи под луной, а о чем-то большем.

Приехав к Анне Сергеевне домой, друзья знакомятся с ее младшей сестрой Катей, с которой сближается Аркадий.


Базаров уезжает от Анны Сергеевны, так как не желает становиться «рабом своей страсти», желает оставаться независимым от всего. Одинцова не протестует против его отъезда, так как тоже считает, что главное – не страсть, а спокойствие.

Базаров едет к своим родителям, но не может прожить с ними, не испытав скуки, и пары дней. Он возвращается в имение к Кирсановым, где из-за вольности в отношении к Фенечке, вынужден драться на дуэли с Павлом Петровичем. Базаров его легко ранит и сам же оказывает первую помощь. Но после этой дуэли Павел Петрович начинает настаивать на том, чтобы его брат женился на Фенечке, хотя раньше он активно выступал против этого.


Базаров расстается с Аркадием и Одинцовой и переезжает жить к своим родителям. Вскоре, вскрывая труп человека, умершего от тифа, он заражается и умирает. Перед смертью он объясняется с Одинцовой, которая приезжает попрощаться с ним. Через полгода после этих событий происходит сразу две свадьбы – Аркадий венчается с Катей, а Николай Петрович с Фенечкой. Аркадий берет на себя управление имением и достигает в этом большого успеха. Николай Петрович занимается общественной работой. Павел Петрович уезжает жить в Дрезден. А на могилу Базарова часто приходят его престарелые родители и горюют о безвременно ушедшем от них сыне.

Старики Базаровы, совсем не ждавшие сына, очень ему обрадовались. Он заявил отцу, что приехал на шесть недель, чтобы поработать, и попросил ему не мешать.

Евгений запирался в отцовском кабинете, а старики боялись дышать и ходили на цыпочках, чтобы не потревожить его.

Но вскоре одиночество надоело ему, Лихорадка работы сменилась тоскливой скукой и глухим беспокойством, и молодой человек начал искать общества: пил чай в гостиной, бродил по огороду с Василием Ивановичем и даже спрашивал об отце Алексее. Во Всех его движениях появилась какая-то усталость. что очень беспокоило отца.

Иногда Базаров отправлялся в деревню и разговаривал с мужиками, которые ответствовали с патриархально добродушной певучестью, а между собой посмеивались над ним и довольно грубо утверждали, что он ничего в их жизни не понимает. Наконец он нашел себе занятие: стал помогать отцу лечить крестьян. Василий Иванович был очень рад этому и с гордостью говорил, что сын его – самый замечательный врач из всех, кого он знал.

Однажды из соседней деревни привезли мужика, умирающего от тифа. Василий Иванович с сожалением сказал после осмотра, что ничем помочь уже не в силах, и действительно — больной умер, не доехав до дома.

Дня три спустя Евгений вошел к отцу в комнату и попросил у него адский камень, чтобы прижечь ранку. Оказалось, он порезал палец, помогая уездному врачу при
вскрытии того самого мужика, умершего от тифа. Прижигать было уже поздно, потому что поранился он еще утром и, возможно, уже заразился. С этого момента отец стал пристально наблюдать за сыном. Он не спал по ночам, и Арина Власьевна, которой он, разумеется, ничего не сказал, стала приставать к мужу, почему тот не спит.

На Третий день у Базарова пропал аппетит и начала болеть голова, его то бросало в жар, то знобило. Он сказал матери, что простудился, и вышел из комнаты.

Арина Власьевна занялась приготовлением чая из липового цвета, а Василий Иванович вышел в соседнюю комнату и молча схватился за волосы.
Евгений в этот день уже не вставал. Ему становилось все хуже и хуже. В доме установилась странная тишина, вокруг словно потемнело. С лица Василия Ивановича не сходило выражение изумления, Арина Власьевна начала сильно беспокоиться.

Послали в город за доктором. Базаров сказал отцу, что они оба отлично понимают, что он заражен и через несколько дней умрет. Отец пошатнулся, словно кто его по ногам ударил, и пролепетал, что это неправда и что Евгений всего лишь простудился. Базаров приподнял край рубахи и показал отцу выступившие на теле зловещие красные пятна, являвшиеся признакам и заражения.

Штаб-лекарь ответил, что вылечит его, но сын сказал, что родителям остается только молиться за него, и попросил отца послать нарочного к Одинцовой, чтобы передать ей, что он умирает и велел ей кланяться. Василий Иванович пообещал самолично написать письмо Одинцовой и, выйдя из комнаты, сказал жене, что сын умирает, и велел ей молиться.

Базаров, как мог, утешал родителей, но ему с каждым часом становилось хуже. У матери все валилось из рук, отец предлагал различные способы лечения. Тимофеич отправился к Одинцовой. Ночь прошла для больного тяжело, его мучил жестокий жар.

Утром Евгению стало легче. Он выпил чаю и попросил мать, чтобы та его причесала. Василий Иванович немного оживился: он решил, что кризис прошел и теперь дело пойдет на поправку. Однако перемена к лучшему продолжалась недолго, приступы болезни возобновились. Родители попросили у сына разрешения позвать к нему священника, но он считал, что спешить незачем. Вдруг послышался стук колес, и во двор въехала карета. Старик бросился на крыльцо. Ливрейный лакей отворил дверцу.

Из кареты вышла дама в черной мантилье и под черной вуалью. Она представилась Одинцовой и попросила провести ее к больному, сказав, что привезла с собой доктора. Василии Иванович схватил ее руку и судорожно прижал к своим губам. Арина Власьевна, ничего не понимая, выбежала из домика, упала к ногам приезжей и начала, как безумная, целовать ее платье. Опомнившись, отец провел врача в свой кабинет, где лежал Евгений, и сказал сыну, что приехала Анна Сергеевна. Базаров захотел ее увидеть, но сперва его осмотрел доктор.

Полчаса спустя Анна Сергеевна вошла в кабинет. Доктор успел шепнуть ей, что больной безнадежен. Женщина взглянула на Базарова и остановилась у двери, до того поразило ее его воспаленное и в то же время мертвенное лицо.

Она просто испугалась и в то же время осознала, что если бы она любила его, то почувствовала бы совсем не то. Евгений поблагодарил ее за то, что приехала, сказал, что она очень красивая и добрая, и попросил ее не подходить к нему близко, потому что болезнь очень заразна.

Анна Сергеевна тут же быстро подошла к нему и села на кресло возле дивана, на котором лежал больной. Он просил у нее прощения за все, попрощался с ней.

Потом он стал бредить, а когда она окликнула его, попросил, чтобы Одинцова его поцеловала. Анна Сергеевна приложилась губами к его лбу и тихо вышла. Она шепотом сказала Василию Ивановичу, что больной заснул.

Базарову уже не суждено было проснуться. К вечеру он впал в совершенное беспамятство, а на следующий день умер. Когда его соборовали, один глаз его открылся и на лице появилось выражение ужаса. Когда же он испустил последний вздох, в доме поднялось всеобщее стенание. Василий Иванович впал в исступление и стал роптать на Бога, но Арина Власьевна, вся в слезах, повисла у него на шее, и они вместе пали ниц.

] на *** шоссе, барин лет сорока с небольшим, в запыленном пальто и клетчатых панталонах, у своего слуги, молодого и щекастого малого с беловатым пухом на подбородке и маленькими тусклыми глазенками.
Слуга, в котором все: и бирюзовая сережка в ухе, и напомаженные разноцветные волосы, и учтивые телодвижения, словом, все изобличало человека новейшего, усовершенствованного поколения, посмотрел снисходительно вдоль дороги и ответствовал: "Никак нет-с, не видать".
– Не видать? – повторил барин.
– Не видать, – вторично ответствовал слуга.
Барин вздохнул и присел на скамеечку. Познакомим с ним читателя, пока он сидит, подогнувши под себя ножки и задумчиво поглядывая кругом.
Зовут его Николаем Петровичем Кирсановым. У него в пятнадцати верстах от постоялого дворика хорошее имение в двести душ, или, как он выражается с тех пор, как размежевался с крестьянами и завел "ферму", – в две тысячи десятин земли. Отец его, боевой генерал 1812 года, полуграмотный, грубый, но не злой русский человек, всю жизнь свою тянул лямку, командовал сперва бригадой, потом дивизией и постоянно жил в провинции, где в силу своего чина играл довольно значительную роль. Николай Петрович родился на юге России, подобно старшему своему брату Павлу, о котором речь впереди, и воспитывался до четырнадцатилетнего возраста дома, окруженный дешевыми гувернерами, развязными, но подобострастными адъютантами и прочими полковыми и штабными личностями. Родительница его, из фамилии Колязиных, в девицах Agathe, а в генеральшах Агафоклея Кузьминишна Кирсанова, принадлежала к числу "матушек-командирш", носила пышные чепцы и шумные шелковые платья, в церкви подходила первая ко кресту, говорила громко и много, допускала детей утром к ручке, на ночь их благословляла, – словом, жила в свое удовольствие. В качестве генеральского сына Николай Петрович – хотя не только не отличался храбростью, но даже заслужил прозвище трусишки – должен был, подобно брату Павлу, поступить в военную службу; но он переломил себе ногу в самый тот день, когда уже прибыло известие об его определении, и, пролежав два месяца в постели, на всю жизнь остался "хроменьким". Отец махнул на него рукой и пустил его по штатской. Он повез его в Петербург, как только ему минул восемнадцатый год, и поместил его в университет. Кстати, брат его о ту пору вышел офицером в гвардейский полк. Молодые люди стали жить вдвоем, на одной квартире, под отдаленным надзором двоюродного дяди с материнской стороны, Ильи Колязина, важного чиновника. Отец их вернулся к своей дивизии и к своей супруге и лишь изредка присылал сыновьям большие четвертушки серой бумаги, испещренные размашистым писарским почерком. На конце этих четвертушек красовались старательно окруженные "выкрутасами" слова: "Пиотр Кирсаноф, генерал-майор". В 1835 году Николай Петрович вышел из университета кандидатом, и в том же году генерал Кирсанов, уволенный в отставку за неудачный смотр, приехал в Петербург с женою на житье. Он нанял было дом у Таврического сада и записался в английский клуб, но внезапно умер от удара. Агафоклея Кузьминишна скоро за ним последовала: она не могла привыкнуть к глухой столичной жизни; тоска отставного существованья ее загрызла. Между тем Николай Петрович успел, еще при жизни родителей и к немалому их огорчению, влюбиться в дочку чиновника Преполовенского, бывшего хозяина его квартиры, миловидную и, как говорится, развитую девицу: она в журналах читала серьезные статьи в отделе "Наук". Он женился на ней, как только минул срок траура, и, покинув министерство уделов, куда по протекции отец его записал, блаженствовал со своею Машей сперва на даче около Лесного института, потом в городе, в маленькой и хорошенькой квартире, с чистою лестницей и холодноватою гостиной, наконец – в деревне, где он поселился окончательно и где у него в скором времени родился сын Аркадий. Супруги жили очень хорошо и тихо: они почти никогда не расставались, читали вместе, играли в четыре руки на фортепьяно, пели дуэты; она сажала цветы и наблюдала за птичьим двором, он изредка ездил на охоту и занимался хозяйством, а Аркадий рос да рос – тоже хорошо и тихо. Десять лет прошло как сон. В 47-м году жена Кирсанова скончалась. Он едва вынес этот удар, поседел в несколько недель; собрался было за границу, чтобы хотя немного рассеяться... но тут настал 48-й год. Он поневоле вернулся в деревню и после довольно продолжительного бездействия занялся хозяйственными преобразованиями. В 55-м году он повез сына в университет; прожил с ним три зимы в Петербурге, почти никуда не выходя и стараясь заводить знакомства с молодыми товарищами Аркадия. На последнюю зиму он приехать не мог, – и вот мы видим его в мае месяце 1859 года, уже совсем седого, пухленького и немного сгорбленного: он ждет сына, получившего, как некогда он сам, звание кандидата.
Слуга, из чувства приличия, а может быть, и не желая остаться под барским глазом, зашел под ворота и закурил трубку. Николай Петрович поник головой и начал глядеть на ветхие ступеньки крылечка: крупный пестрый цыпленок степенно расхаживал по ним, крепко стуча своими большими желтыми ногами; запачканная кошка недружелюбно посматривала на него, жеманно прикорнув на перила. Солнце пекло; из полутемных сеней постоялого дворика несло запахом теплого ржаного хлеба. Замечтался наш Николай Петрович. "Сын... кандидат... Аркаша..." – беспрестанно вертелось у него в голове; он пытался думать о чем-нибудь другом, и опять возвращались те же мысли. Вспомнилась ему покойница-жена... "Не дождалась!" – шепнул он уныло... Толстый сизый голубь прилетел на дорогу и поспешно отправился пить в лужицу возле колодца. Николай Петрович стал глядеть на него, а ухо его уже ловило стук приближающихся колес...
– Никак они едут-с, – доложил слуга, вынырнув из-под ворот.
Николай Петрович вскочил и устремил глаза вдоль дороги. Показался тарантас, запряженный тройкой ямских лошадей; в тарантасе мелькнул околыш студентской фуражки, знакомый очерк дорогого лица...
– Аркаша! Аркаша! – закричал Кирсанов, и побежал, и замахал руками... Несколько мгновений спустя его губы уже прильнули к безбородой, запыленной и загорелой щеке молодого кандидата.

– Дай же отряхнуться, папаша, – говорил несколько сиплым от дороги, но звонким юношеским голосом Аркадий, весело отвечая на отцовские ласки, – я тебя всего запачкаю.
– Ничего, ничего, – твердил, умиленно улыбаясь, Николай Петрович и раза два ударил рукою по воротнику сыновней шинели и по собственному пальто. – Покажи-ка себя, покажи-ка, – прибавил он, отодвигаясь, и тотчас же пошел торопливыми шагами к постоялому двору, приговаривая: "Вот сюда, сюда, да лошадей поскорее".
Николай Петрович казался гораздо встревоженнее своего сына; он словно потерялся немного, словно робел. Аркадий остановил его.
– Папаша, – сказал он, – позволь познакомить тебя с моим добрым приятелем, Базаровым, о котором я тебе так часто писал. Он так любезен, что согласился погостить у нас.
Николай Петрович быстро обернулся и, подойдя к человеку высокого роста в длинном балахоне с кистями, только что вылезшему из тарантаса, крепко стиснул его обнаженную красную руку, которую тот не сразу ему подал.
– Душевно рад, – начал он, – и благодарен за доброе намерение посетить нас; надеюсь... позвольте узнать ваше имя и отчество?
– Евгений Васильев, – отвечал Базаров ленивым, но мужественным голосом и, отвернув воротник балахона, показал Николаю Петровичу все свое лицо. Длинное и худое, с широким лбом, кверху плоским, книзу заостренным носом, большими зеленоватыми глазами и висячими бакенбардами песочного цвету, оно оживлялось спокойной улыбкой и выражало самоуверенность и ум.
– Надеюсь, любезнейший Евгений Васильич, что вы не соскучитесь у нас, – продолжал Николай Петрович.
Тонкие губы Базарова чуть тронулись; но он ничего не отвечал и только приподнял фуражку. Его темно-белокурые волосы, длинные и густые, не скрывали крупных выпуклостей просторного черепа.
– Так как же, Аркадий, – заговорил опять Николай Петрович, оборачиваясь к сыну, – сейчас закладывать лошадей, что ли? Или вы отдохнуть хотите?
– Дома отдохнем, папаша; вели закладывать.
– Сейчас, сейчас, – подхватил отец. – Эй, Петр, слышишь? Распорядись, братец, поживее.
Петр, который в качестве усовершенствованного слуги не подошел к ручке барича, а только издали поклонился ему, снова скрылся под воротами.
– Я здесь с коляской, но и для твоего тарантаса есть тройка, – хлопотливо говорил Николай Петрович, между тем как Аркадий пил воду из железного ковшика, принесенного хозяйкой постоялого двора, а Базаров закурил трубку и подошел к ямщику, отпрягавшему лошадей, – только коляска двухместная, и вот я не знаю, как твой приятель...
– Он в тарантасе поедет, – перебил вполголоса Аркадий. – Ты с ним, пожалуйста, не церемонься. Он чудесный малый, такой простой – ты увидишь.
Кучер Николая Петровича вывел лошадей.
– Ну, поворачивайся, толстобородый! – обратился Базаров к ямщику.
– Слышь, Митюха, – подхватил другой тут же стоявший ямщик с руками, засунутыми в задние прорехи тулупа, – барин-то тебя как прозвал? Толстобородый и есть.
Митюха только шапкой тряхнул и потащил вожжи с потной коренной.
– Живей, живей, ребята, подсобляйте, – воскликнул Николай Петрович, – на водку будет!
В несколько минут лошади были заложены; отец с сыном поместились в коляске; Петр взобрался на козлы; Базаров вскочил в тарантас, уткнулся головой в кожаную подушку – и оба экипажа покатили.

– Так вот как, наконец ты кандидат и домой приехал, – говорил Николай Петрович, потрогивая Аркадия то по плечу, то по колену. – Наконец!
– А что дядя? здоров? – спросил Аркадий, которому, несмотря на искреннюю, почти детскую радость, его наполнявшую, хотелось поскорее перевести разговор с настроения взволнованного на обыденное.
– Здоров. Он хотел было выехать со мной к тебе навстречу, да почему-то раздумал.
– А ты долго меня ждал? – спросил Аркадий.
– Да часов около пяти.
– Добрый папаша!
Аркадий живо повернулся к отцу и звонко поцеловал его в щеку. Николай Петрович тихонько засмеялся.
– Какую я тебе славную лошадь приготовил! – начал он, – ты увидишь. И комната твоя оклеена обоями.
– А для Базарова комната есть?
– Найдется и для него.
– Пожалуйста, папаша, приласкай его. Я не могу тебе выразить, до какой степени я дорожу его дружбой.
– Ты недавно с ним познакомился?
– Недавно.
– То-то прошлою зимой я его не видал. Он чем занимается?
– Главный предмет его – естественные науки. Да он все знает. Он в будущем году хочет держать на доктора.
– А! он по медицинскому факультету, – заметил Николай Петрович и помолчал. – Петр, – прибавил он и протянул руку, – это никак наши мужики едут?
Петр глянул в сторону, куда указывал барин. Несколько телег, запряженных разнузданными лошадьми, шибко катились по узкому проселку. В каждой телеге сидело по одному, много по два мужика в тулупах нараспашку.
– Точно так-с, – промолвил Петр.
– Куда это они едут, в город, что ли?
– Полагать надо, что в город. В кабак, – прибавил он презрительно и слегка наклонился к кучеру, как бы ссылаясь на него. Но тот даже не пошевельнулся: это был человек старого закала, не разделявший новейших воззрений.
– Хлопоты у меня большие с мужиками в нынешнем году, – продолжал Николай Петрович, обращаясь к сыну. – Не платят оброка. Что ты будешь делать?
– А своими наемными работниками ты доволен?
– Да, – процедил сквозь зубы Николай Петрович. – Подбивают их, вот что беда; ну, и настоящего старания все еще нету. Сбрую портят. Пахали, впрочем, ничего. Перемелется – мука будет. Да разве тебя теперь хозяйство занимает?
– Тени нет у вас, вот что горе, – заметил Аркадий, не отвечая на последний вопрос.
– Я с северной стороны над балконом большую маркизу приделал, – промолвил Николай Петрович, – теперь и обедать можно на воздухе.
– Что-то на дачу больно похоже будет... а впрочем, это все пустяки. Какой зато здесь воздух! Как славно пахнет! Право, мне кажется, нигде в мире так не пахнет, как в здешних краях! Да и небо здесь...
Аркадий вдруг остановился, бросил косвенный взгляд назад и умолк.
– Конечно, – заметил Николай Петрович, – ты здесь родился, тебе все должно казаться здесь чем-то особенным...
– Ну, папаша, это все равно, где бы человек ни родился.
– Однако...
– Нет, это совершенно все равно.
Николай Петрович посмотрел сбоку на сына, и коляска проехала с полверсты, прежде чем разговор возобновился между ними.
– Не помню, писал ли я тебе, – начал Николай Петрович, – твоя бывшая нянюшка, Егоровна, скончалась.
– Неужели? Бедная старуха! А Прокофьич жив?
– Жив и нисколько не изменился. Все так же брюзжит. Вообще ты больших перемен в Марьине не найдешь.
– Приказчик у тебя все тот же?
– Вот разве что приказчика я сменил. Я решился не держать больше у себя вольноотпущенных, бывших дворовых, или по крайней мере, не поручать им никаких должностей, где есть ответственность. (Аркадий указал глазами на Петра.) Il est libre, en effet, {Он в самом деле вольный (франц.).} – заметил вполголоса Николай Петрович, – но ведь он – камердинер. Теперь у меня приказчик из мещан: кажется, дельный малый. Я ему назначил двести пятьдесят рублей в год. Впрочем, – прибавил Николай Петрович, потирая лоб и брови рукою, что у него всегда служило признаком внутреннего смущения, – я тебе сейчас сказал, что ты не найдешь перемен в Марьине... Это не совсем справедливо. Я считаю своим долгом предварить тебя, хотя...
Он запнулся на мгновенье и продолжал уже по-французски.
– Строгий моралист найдет мою откровенность неуместною, но, во-первых, это скрыть нельзя, а во-вторых, тебе известно, у меня всегда были особенные принципы насчет отношений отца к сыну. Впрочем, ты, конечно, будешь вправе осудить меня. В мои лета... Словом, эта... эта девушка, про которую ты, вероятно, уже слышал...
– Фенечка? – развязно спросил Аркадий.
Николай Петрович покраснел.
– Не называй ее, пожалуйста, громко... Ну, да... она теперь живет у меня. Я ее поместил в доме... там были две небольшие комнатки. Впрочем, это все можно переменить.
– Помилуй, папаша, зачем?
– Твой приятель у нас гостить будет... неловко...
– Насчет Базарова ты, пожалуйста, не беспокойся. Он выше всего этого.
– Ну, ты, наконец, – проговорил Николай Петрович. – Флигелек-то плох – вот беда.
– Помилуй, папаша, – подхватил Аркадий, – ты как будто извиняешься; как тебе не совестно.
– Конечно, мне должно быть совестно, – отвечал Николай Петрович, все более и более краснея.
– Полно, папаша, полно, сделай одолжение! – Аркадий ласково улыбнулся. "В чем извиняется!" – подумал он про себя, и чувство снисходительной нежности к доброму и мягкому отцу, смешанное с ощущением какого-то тайного превосходства, наполнило его душу. – Перестань, пожалуйста, – повторил он еще раз, невольно наслаждаясь сознанием собственной развитости и свободы.
Николай Петрович глянул на него из-под пальцев руки, которою он продолжал тереть себе лоб, и что-то кольнуло его в сердце... Но он тут же обвинил себя.
– Вот это уж наши поля пошли, – проговорил он после долгого молчания.
– А это впереди, кажется, наш лес? – спросил Аркадий.
– Да, наш. Только я его продал. В нынешнем году его сводить будут.
– Зачем ты его продал?
– Деньги были нужны; притом же эта земля отходит к мужикам.
– Которые тебе оброка не платят?
– Это уж их дело, а впрочем, будут же они когда-нибудь платить.
– Жаль леса, – заметил Аркадий и стал глядеть кругом.
Места, по которым они проезжали, не могли назваться живописными. Поля, все поля, тянулись вплоть до самого небосклона, то слегка вздымаясь, то опускаясь снова; кое-где виднелись небольшие леса, и, усеянные редким и низким кустарником, вились овраги, напоминая глазу их собственное изображение на старинных планах екатерининского времени. Попадались и речки с обрытыми берегами, и крошечные пруды с худыми плотинами, и деревеньки с низкими избенками под темными, часто до половины разметанными крышами, и покривившиеся молотильные сарайчики с плетенными из хвороста стенами и зевающими воротищами возле опустелых гумен, и церкви, то кирпичные с отвалившеюся кое-где штукатуркой, то деревянные с наклонившимися крестами и разоренными кладбищами. Сердце Аркадия понемногу сжималось. Как нарочно, мужички встречались все обтерханные, на плохих клячонках; как нищие в лохмотьях, стояли придорожные ракиты с ободранною корой и обломанными ветвями; исхудалые, шершавые, словно обглоданные, коровы жадно щипали траву по канавам. Казалось, они только что вырвались из чьих-то грозных, смертоносных когтей – и, вызванный жалким видом обессиленных животных, среди весеннего красного дня вставал белый призрак безотрадной, бесконечной зимы с ее метелями, морозами и снегами... "Нет, – подумал Аркадий, – небогатый край этот, не поражает он ни довольством, ни трудолюбием; нельзя, нельзя ему так остаться, преобразования необходимы... но как их исполнить, как приступить?.."
Так размышлял Аркадий... а пока он размышлял, весна брала свое. Все кругом золотисто зеленело, все широко и мягко волновалось и лоснилось под тихим дыханием теплого ветерка, все – деревья, кусты и травы; повсюду нескончаемыми звонкими струйками заливались жаворонки; чибисы то кричали, виясь над низменными лугами, то молча перебегали по кочкам; красиво чернея в нежной зелени еще низких яровых хлебов, гуляли грачи; они пропадали во ржи, уже слегка побелевшей, лишь изредка выказывались их головы в дымчатых ее волнах. Аркадий глядел, глядел, и, понемногу ослабевая, исчезали его размышления... Он сбросил с себя шинель и так весело, таким молоденьким мальчиком посмотрел на отца, что тот опять его обнял.
– Теперь уж недалеко, – заметил Николай Петрович, – вот стоит только на эту горку подняться, и дом будет виден. Мы заживем с тобой на славу, Аркаша; ты мне помогать будешь по хозяйству, если только это тебе не наскучит. Нам надобно теперь тесно сойтись друг с другом, узнать друг друга хорошенько, не правда ли?
– Конечно, – промолвил Аркадий, – но что за чудный день сегодня!
– Для твоего приезда, душа моя. Да, весна в полном блеске. А впрочем, я согласен с Пушкиным – помнишь, в Евгении Онегине:

Как грустно мне твое явленье,
Весна, весна, пора любви!
Какое...

– Аркадий! – раздался из тарантаса голос Базарова, – пришли мне спичку, нечем трубку раскурить.
Николай Петрович умолк, а Аркадий, который начал было слушать его не без некоторого изумления, но и не без сочувствия, поспешил достать из кармана серебряную коробочку со спичками и послал ее Базарову с Петром.
– Хочешь сигарку? – закричал опять Базаров.
– Давай, – отвечал Аркадий.
Петр вернулся к коляске и вручил ему вместе с коробочкой толстую черную сигарку, которую Аркадий немедленно закурил, распространяя вокруг себя такой крепкий и кислый запах заматерелого табаку, что Николай Петрович, отроду не куривший, поневоле, хотя незаметно, чтобы не обидеть сына, отворачивал нос.
Четверть часа спустя оба экипажа остановились перед крыльцом нового деревянного дома, выкрашенного серою краской и покрытого железною красною крышей. Это и было Марьино, Новая слободка тож, или, по крестьянскому наименованью, Бобылий хутор.

Толпа дворовых не высыпала на крыльцо встречать господ; показалась всего одна девочка лет двенадцати, а вслед за ней вышел из дому молодой парень, очень похожий на Петра, одетый в серую ливрейную куртку с белыми гербовыми пуговицами, слуга Павла Петровича Кирсанова. Он молча отворил дверцу коляски и отстегнул фартук тарантаса. Николай Петрович с сыном и с Базаровым отправились через темную и почти пустую залу, из-за двери которой мелькнуло молодое женское лицо, в гостиную, убранную уже в новейшем вкусе.
– Вот мы и дома, – промолвил Николай Петрович, снимая картуз и встряхивая волосами. – Главное, надо теперь поужинать и отдохнуть.
– Поесть действительно не худо, – заметил, потягиваясь, Базаров и опустился на диван.
– Да, да, ужинать давайте, ужинать поскорее. – Николай Петрович без всякой видимой причины потопал ногами. – Вот кстати и Прокофьич.
Вошел человек лет шестидесяти, беловолосый, худой и смуглый, в коричневом фраке с медными пуговицами и в розовом платочке на шее. Он осклабился, подошел к ручке к Аркадию и, поклонившись гостю, отступил к двери и положил руки за спину.
– Вот он, Прокофьич, – начал Николай Петрович, – приехал к нам наконец... Что? как ты его находишь?
– В лучшем виде-с, – проговорил старик и осклабился опять, но тотчас же нахмурил свои густые брови. – На стол накрывать прикажете? – проговорил он внушительно.
– Да, да, пожалуйста. Но не пройдете ли вы сперва в вашу комнату, Евгений Васильич?
– Нет, благодарствуйте, незачем. Прикажите только чемоданишко мой туда стащить да вот эту одёженку, – прибавил он, снимая с себя свой балахон.
– Очень хорошо. Прокофьич, возьми же их шинель. (Прокофьич, как бы с недоумением, взял обеими руками базаровскую "одёженку" и, высоко подняв ее над головою, удалился на цыпочках.) А ты, Аркадий, пойдешь к себе на минутку?
– Да, надо почиститься, – отвечал Аркадий и направился было к дверям, но в это мгновение вошел в гостиную человек среднего роста, одетый в темный английский сьют, модный низенький галстух и лаковые полусапожки, Павел Петрович Кирсанов. На вид ему было лет сорок пять: его коротко остриженные седые волосы отливали темным блеском, как новое серебро; лицо его, желчное, но без морщин, необыкновенно правильное и чистое, словно выведенное тонким и легким резцом, являло следы красоты замечательной; особенно хороши были светлые, черные, продолговатые глаза. Весь облик Аркадиева дяди, изящный и породистый, сохранил юношескую стройность и то стремление вверх, прочь от земли, которое большею частью исчезает после двадцатых годов.
Павел Петрович вынул из кармана панталон свою красивую руку с длинными розовыми ногтями, – руку, казавшуюся еще красивей от снежной белизны рукавчика, застегнутого одиноким крупным опалом, и подал ее племяннику. Совершив предварительно европейское "shake hands" {рукопожатие (англ.).}, он три раза, по-русски, поцеловался с ним, то есть три раза прикоснулся своими душистыми усами до его щек, и проговорил: "Добро пожаловать".
Николай Петрович представил его Базарову: Павел Петрович слегка наклонил свой гибкий стан и слегка улыбнулся, но руки не подал и даже положил ее обратно в карман.
– Я уже думал, что вы не приедете сегодня, – заговорил он приятным голосом, любезно покачиваясь, подергивая плечами и показывая прекрасные белые зубы. – Разве что на дороге случилось?
– Ничего не случилось, – отвечал Аркадий, – так, замешкались немного. Зато мы теперь голодны, как волки. Поторопи Прокофьича, папаша, а я сейчас вернусь.
– Постой, я с тобой пойду, – воскликнул Базаров, внезапно порываясь с дивана. Оба молодые человека вышли.
– Кто сей? – спросил Павел Петрович.
– Приятель Аркаши, очень, по его словам, умный человек.
– Он у нас гостить будет?
– Да.
– Этот волосатый?
– Ну да.
Павел Петрович постучал ногтями по столу.
– Я нахожу, что Аркадий s"est degourdi {стал развязнее (франц.).}, – заметил он. – Я рад его возвращению.
За ужином разговаривали мало. Особенно Базаров почти ничего не говорил, но ел много. Николай Петрович рассказывал разные случаи из своей, как он выражался фермерской жизни, толковал о предстоящих правительственных мерах, о комитетах, о депутатах, о необходимости заводить машины и т.д. Павел Петрович медленно похаживал взад и вперед по столовой (он никогда не ужинал), изредка отхлебывая из рюмки, наполненной красным вином, и еще реже произнося какое-нибудь замечание или скорее восклицание, вроде "а! эге! гм!". Аркадий сообщил несколько петербургских новостей, но он ощущал небольшую неловкость, ту неловкость, которая обыкновенно овладевает молодым человеком, когда он только что перестал быть ребенком и возвратился в место, где привыкли видеть и считать его ребенком. Он без нужды растягивал свою речь, избегал слова "папаша" и даже раз заменил его словом "отец", произнесенным, правда, сквозь зубы; с излишнею развязностью налил себе в стакан гораздо больше вина, чем самому хотелось, и выпил все вино. Прокофьич не спускал с него глаз и только губами пожевывал. После ужина все тотчас разошлись.
– А чудаковат у тебя дядя, – говорил Аркадию Базаров, сидя в халате возле его постели и насасывая короткую трубочку. – Щегольство какое в деревне, подумаешь! Ногти-то, ногти, хоть на выставку посылай!
– Да ведь ты не знаешь, – ответил Аркадий, – ведь он львом был в свое время. Я когда-нибудь расскажу тебе его историю. Ведь он красавцем был, голову кружил женщинам.
– Да, вот что! По старой, значит, памяти. Пленять-то здесь, жаль, некого. Я все смотрел: этакие у него удивительные воротнички, точно каменные, и подбородок так аккуратно выбрит. Аркадий Николаич, ведь это смешно?
– Пожалуй; только он, право, хороший человек.
– Архаическое явление! А отец у тебя славный малый. Стихи он напрасно читает и в хозяйстве вряд ли смыслит, но он добряк.
– Отец у меня золотой человек.
– Заметил ли ты, что он робеет?
Аркадий качнул головою, как будто он сам не робел.
– Удивительное дело, – продолжал Базаров, – эти старенькие романтики! Разовьют в себе нервную систему до раздражения... ну, равновесие и нарушено. Однако прощай! В моей комнате английский рукомойник, а дверь не запирается. Все-таки это поощрять надо – английские рукомойники, то есть прогресс!
Базаров ушел, а Аркадием овладело радостное чувство. Сладко засыпать в родимом доме, на знакомой постеле, под одеялом, над которым трудились любимые руки, быть может руки нянюшки, те ласковые, добрые и неутомимые руки. Аркадий вспомнил Егоровну, и вздохнул, и пожелал ей царствия небесного... О себе он не молился.
И он и Базаров заснули скоро, но другие лица в доме долго еще не спали. Возвращение сына взволновало Николая Петровича. Он лег в постель, но не загасил свечки и, подперши рукою голову, думал долгие думы. Брат его сидел далеко за полночь в своем кабинете, на широком гамбсовом кресле, перед камином, в котором слабо тлел каменный уголь. Павел Петрович не разделся, только китайские красные туфли без задков сменили на его ногах лаковые полусапожки. Он держал в руках последний нумер Galignani, но он не читал; он глядел пристально в камин, где, то замирая, то вспыхивая, вздрагивало голубоватое пламя... Бог знает, где бродили его мысли, но не в одном только прошедшем бродили они: выражение его лица было сосредоточенно и угрюмо, чего не бывает, когда человек занят одними воспоминаниями. А в маленькой задней комнатке, на большом сундуке, сидела, в голубой душегрейке и с наброшенным белым платком на темных волосах, молодая женщина, Фенечка, и то прислушивалась, то дремала, то посматривала на растворенную дверь, из-за которой виднелась детская кроватка и слышалось ровное дыхание спящего ребенка.

На другое утро Базаров раньше всех проснулся и вышел из дома. "Эге! – подумал он, посмотрев кругом, – местечко-то неказисто". Когда Николай Петрович размежевался с своими крестьянами, ему пришлось отвести под новую усадьбу десятины четыре совершенно ровного и голого поля. Он построил дом, службы и ферму, разбил сад, выкопал пруд и два колодца; но молодые деревца плохо принимались, в пруде воды набралось очень мало, и колодцы оказались солонковатого вкуса. Одна только беседка из сирени и акаций порядочно разрослась; в ней иногда пили чай и обедали. Базаров в несколько минут обегал все дорожки сада, зашел на скотный двор, на конюшню, отыскал двух дворовых мальчишек, с которыми тотчас свел знакомство, и отправился с ними в небольшое болотце, с версту от усадьбы, за лягушками.
– На что тебе лягушки, барин? – спросил его один из мальчиков.
– А вот на что, – отвечал ему Базаров, который владел особенным уменьем возбуждать к себе доверие в людях низших, хотя он никогда не потакал им и обходился с ними небрежно, – я лягушку распластаю да посмотрю, что у нее там внутри делается; а так как мы с тобой те же лягушки, только что на ногах ходим, я и буду знать, что и у нас внутри делается.
– Да на что тебе это?
– А чтобы не ошибиться, если ты занеможешь и мне тебя лечить придется.
– Разве ты дохтур?
– Да.
– Васька, слышь, барин говорит, что мы с тобой те же лягушки. Чудно!
– Я их боюсь, лягушек-то, – заметил Васька, мальчик лет семи, с белою, как лен, головою, в сером казакине с стоячим воротником и босой.
– Чего бояться? разве они кусаются?
– Ну, полезайте в воду, философы, – промолвил Базаров.
Между тем Николай Петрович тоже проснулся и отправился к Аркадию, которого застал одетым. Отец и сын вышли на террасу, под навес маркизы; возле перил, на столе, между большими букетами сирени, уже кипел самовар. Явилась девочка, та самая, которая накануне первая встретила приезжих на крыльце, и тонким голосом проговорила:
– Федосья Николаевна не совсем здоровы, прийти не могут; приказали вас спросить, вам самим угодно разлить чай или прислать Дуняшу?
– Я сам разолью, сам, – поспешно подхватил Николай Петрович. – Ты, Аркадий, с чем пьешь чай, со сливками или с лимоном?
– Со сливками, – отвечал Аркадий и, помолчав немного, вопросительно произнес: – Папаша?
Николай Петрович с замешательством посмотрел на сына.
– Что? – промолвил он.
Аркадий опустил глаза.
– Извини, папаша, если мой вопрос тебе покажется неуместным, – начал он, – но ты сам, вчерашнею своею откровенностью, меня вызываешь на откровенность... ты не рассердишься?..
– Говори.
– Ты мне даешь смелость спросить тебя... Не оттого ли Фен... не оттого ли она не приходит сюда чай разливать, что я здесь?
Николай Петрович слегка отвернулся.
– Может быть, – проговорил он наконец, – она предполагает... она стыдится...
Аркадий быстро вскинул глазами на отца.
– Напрасно ж она стыдится. Во-первых, тебе известен мой образ мыслей (Аркадию очень было приятно произнести эти слова), а во-вторых – захочу ли я хоть на волос стеснять твою жизнь, твои привычки? Притом, я уверен, ты не мог сделать дурной выбор; если ты позволил ей жить с тобой под одною кровлей, стало быть она это заслуживает: во всяком случае, сын отцу не судья, и в особенности я, и в особенности такому отцу, который, как ты, никогда и ни в чем не стеснял моей свободы.
Голос Аркадия дрожал сначала: он чувствовал себя великодушным, однако в то же время понимал, что читает нечто вроде наставления своему отцу; но звук собственных речей сильно действует на человека, и Аркадий произнес последние слова твердо, даже с эффектом.
– Спасибо, Аркаша, – глухо заговорил Николай Петрович, и пальцы его опять заходили по бровям и по лбу. – Твои предположения действительно справедливы. Конечно, если б эта девушка не стоила... Это не легкомысленная прихоть. Мне неловко говорить с тобой об этом; но ты понимаешь, что ей трудно было прийти сюда при тебе, особенно в первый день твоего приезда.
– В таком случае я сам пойду к ней, – воскликнул Аркадий с новым приливом великодушных чувств и вскочил со стула. – Я ей растолкую, что ей нечего меня стыдиться.
Николай Петрович тоже встал.
– Аркадий, – начал он, – сделай одолжение... как же можно... там... Я тебя не предварил...
Но Аркадий уже не слушал его и убежал с террасы. Николай Петрович посмотрел ему вслед и в смущенье опустился на стул. Сердце его забилось... Представилась ли ему в это мгновение неизбежная странность будущих отношений между им и сыном, сознавал ли он, что едва ли не большее бы уважение оказал ему Аркадий, если б он вовсе не касался этого дела, упрекал ли он самого себя в слабости – сказать трудно; все эти чувства были в нем, но в виде ощущений – и то неясных; а с лица не сходила краска, и сердце билось.
Послышались торопливые шаги, и Аркадий вошел на террасу.
– Мы познакомились, отец! – воскликнул он с выражением какого-то ласкового и доброго торжества на лице. – Федосья Николаевна точно сегодня не совсем здорова и придет попозже. Но как же ты не сказал мне, что у меня есть брат? Я бы уже вчера вечером его расцеловал, как я сейчас расцеловал его.
Николай Петрович хотел что-то вымолвить, хотел подняться и раскрыть объятия... Аркадий бросился ему на шею.
– Что это? опять обнимаетесь? – раздался сзади их голос Павла Петровича.
Отец и сын одинаково обрадовались появлению его в эту минуту; бывают положения трогательные, из которых все-таки хочется поскорее выйти.
– Чему ж ты удивляешься? – весело заговорил Николай Петрович. – В кои-то веки дождался я Аркаши... Я со вчерашнего дня и насмотреться на него не успел.
– Я вовсе не удивляюсь, – заметил Павел Петрович, – я даже сам не прочь с ним обняться.
Аркадий подошел к дяде и снова почувствовал на щеках своих прикосновение его душистых усов. Павел Петрович присел к столу. На нем был изящный утренний, в английском вкусе, костюм; на голове красовалась маленькая феска. Эта феска и небрежно повязанный галстучек намекали на свободу деревенской жизни; но тугие воротнички рубашки, правда не белой, а пестренькой, как оно и следует для утреннего туалета, с обычною неумолимостью упиралась в выбритый подбородок.
– Где же новый твой приятель? – спросил он Аркадия.
– Его дома нет; он обыкновенно встает рано и отправляется куда-нибудь. Главное, не надо обращать на него внимания: он церемоний не любит.
– Да, это заметно. – Павел Петрович начал, не торопясь, намазывать масло на хлеб. – Долго он у нас прогостит?
– Как придется. Он заехал сюда по дороге к отцу.
– А отец его где живет?
– В нашей же губернии, верст восемьдесят отсюда. У него там небольшое именьице. Он был прежде полковым доктором.
– Тэ-тэ-тэ-тэ... То-то я все себя спрашивал: где слышал я эту фамилию: Базаров?.. Николай, помнится, в батюшкиной дивизии был лекарь Базаров?
– Кажется, был.
– Точно, точно. Так этот лекарь его отец. Гм! – Павел Петрович повел усами. – Ну, а сам господин Базаров, собственно, что такое? – спросил он с расстановкой.
– Что такое Базаров? – Аркадий усмехнулся. – Хотите, дядюшка, я вам скажу, что он собственно такое?
– Сделай одолжение, племянничек.
– Он нигилист.
– Как? – спросил Николай Петрович, а Павел Петрович поднял на воздух нож с куском масла на конце лезвия и остался неподвижен.
– Он нигилист, – повторил Аркадий.
– Нигилист, – проговорил Николай Петрович. – Это от латинского nihil, ничего, сколько я могу судить; стало быть, это слово означает человека, который... который ничего не признает?
– Скажи: который ничего не уважает, – подхватил Павел Петрович и снова принялся за масло.
– Который ко всему относится с критической точки зрения, – заметил Аркадий.
– А это не все равно? – спросил Павел Петрович.
– Нет, не все равно. Нигилист – это человек, который не склоняется ни перед какими авторитетами, который не принимает ни одного принципа на веру, каким бы уважением ни был окружен этот принцип.
– И что ж, это хорошо? – перебил Павел Петрович.
– Смотря как кому, дядюшка. Иному от этого хорошо, а иному очень дурно.
– Вот как. Ну, это, я вижу, не по нашей части. Мы, люди старого века, мы полагаем, что без принсипов (Павел Петрович выговаривал это слово мягко, на французский манер, Аркадий, напротив, произносил "прынцип", налегая на первый слог), без принсипов, принятых, как ты говоришь, на веру, шагу ступить, дохнуть нельзя. Vous avez change tout cela {Вы все это изменили (франц.).}, дай вам Бог здоровья и генеральский чин, а мы только любоваться вами будем, господа... как бишь?
– Нигилисты, – отчетливо проговорил Аркадий.
– Да. Прежде были гегелисты, а теперь нигилисты. Посмотрим, как вы будете существовать в пустоте, в безвоздушном пространстве; а теперь позвони-ка, пожалуйста, брат, Николай Петрович, мне пора пить мой какао.
Николай Петрович позвонил и закричал: "Дуняша!" Но вместо Дуняши на террасу вышла сама Фенечка. Это была молодая женщина лет двадцати трех, вся беленькая и мягкая, с темными волосами и глазами, с красными, детски пухлявыми губками и нежными ручками. На ней было опрятное ситцевое платье; голубая новая косынка легко лежала на ее круглых плечах. Она несла большую чашку какао и, поставив ее перед Павлом Петровичем, вся застыдилась: горячая кровь разлилась алою волной под тонкою кожицей ее миловидного лица. Она опустила глаза и остановилась у стола, слегка опираясь на самые кончики пальцев. Казалось, ей и совестно было, что она пришла, и в то же время она как будто чувствовала, что имела право прийти.
Павел Петрович строго нахмурил брови, а Николай Петрович смутился.
– Здравствуй, Фенечка, – проговорил он сквозь зубы.
– Здравствуйте-с, – ответила она негромким, но звучным голосом и, глянув искоса на Аркадия, который дружелюбно ей улыбался, тихонько вышла. Она ходила немножко вразвалку, но и это к ней пристало.
На террасе в течение нескольких мгновений господствовало молчание. Павел Петрович похлебывал свой какао и вдруг поднял голову.
– Вот и господин нигилист к нам жалует, – промолвил он вполголоса.
Действительно, по саду, шагая через клумбы, шел Базаров. Его полотняное пальто и панталоны были запачканы в грязи; цепкое болотное растение обвивало тулью его старой круглой шляпы; в правой руке он держал небольшой мешок; в мешке шевелилось что-то живое. Он быстро приблизился к террасе и, качнув головою, промолвил:
– Здравствуйте, господа; извините, что опоздал к чаю, сейчас вернусь; надо вот этих пленниц к месту пристроить.
– Что это у вас, пиявки? – спросил Павел Петрович.
– Нет, лягушки.
– Вы их едите или разводите?
– Для опытов, – равнодушно проговорил Базаров и ушел в дом.
– Это он их резать станет, – заметил Павел Петрович, – в принсипы не верит, а в лягушек верит.
Аркадий с сожалением посмотрел на дядю, и Николай Петрович украдкой пожал плечом. Сам Павел Петрович почувствовал, что сострил неудачно, и заговорил о хозяйстве и о новом управляющем, который накануне приходил к нему жаловаться, что работник Фома "либоширничает" и от рук отбился. "Такой уж он Езоп, – сказал он между прочим, – всюду протестовал себя дурным человеком; поживет и с глупостью отойдет".

Перед вами – краткое содержание первых 10 глав произведения «Отцы и дети» И.С. Тургенева. Краткое содержание дается по главам, для того, чтобы вам было удобнее ориентироваться в событиях романа.

Также вы можете ознакомиться с кратким пересказом глав и .

Более того, те отрывки, на которые нужно обратить внимание, и которые «принято» цитировать на уроках русской литературе мы даем в неизмененном виде.

Роман «Отцы и дети» был написан в 60-е годы XIX века и стал весьма знаковым для своего времени.

Действия в романе происходят летом 1859 года, то есть накануне крестьянской реформы 1861 года.

ОТЦЫ И ДЕТИ – краткое содержание. Главы 1-10

Кликнув по главе, вы перейдете к ее краткому содержанию.

  • Перейти к содержанию глав 11 – 20.
  • Перейти к содержанию глав 21 – 28.

Отцы и дети. Глава 1. Краткое содержание.

В Этой главе мы знакомимся с историей семьи Кирсановых.

“Что, Петр? Не видать еще?”, - спрашивал 20 мая 1859 года, выходя без шапки на низкое крылечко постоялого двора на *** шоссе, барин лет сорока с небольшим, в запыленном пальто и клетчатых панталонах, у своего слуги, молодого и щекастого малого с беловатым пухом на подбородке и маленькими тусклыми глазенками.

Слуга, в котором все: и бирюзовая сережка в ухе, и напомаженные разноцветные волосы, и учтивые телодвижения, словом, все изобличало человека новейшего, усовершенствованного поколения, посмотрел снисходительно вдоль дороги и ответствовал: “Никак нет-с, не видать”.

Не видать? - повторил барин.

Не видать, - вторично ответствовал слуга. Барин вздохнул и присел на скамеечку.

Барин, которого зовут Николай Петрович Кирсанов, ждет приезда своего сына Аркадия. Николай Петрович - владелец двухсот душ. Имение хорошее, оно расположено в пятнадцати верстах от постоялого двора. Отец Кирсанова — боевой генерал 1812 г. Он был грубым и полуграмотным человеком, всю жизнь отдал военной службе.

Николай Петрович и его старший брат Павел родились на юге России. Николай Петрович «в качестве генеральского сына»… «не только не отличался храбростью, но даже заслужил прозвище трусишки ».

Мать мальчиков жила в свое удовольствие. Она не слишком много внимания уделяла детям. Николай Петрович, как генеральский сын, должен был идти на военную службу. Но он сломал себе ногу, на всю жизнь остался хромым.

Когда Николаю исполнилось восемнадцать лет, отец повез его в Петербург и «поместил его в университет ». Брат оказался в гвардейском полку. Николай Петрович и его брат жили вместе, на одной квартире.

В 1835 году Николай Петрович вышел из университета кандидатом, и в том же году генерал Кирсанов, уволенный в отставку за неудачный смотр, приехал в Петербург с женою на житье.

Через некоторое время генерал Кирсанов умер от удара. Вскоре умерла и мать, Агафоклея Кузьминична. Ей было тяжело привыкнуть к глухой столичной жизни.

Еще когда были живы родители, Николай Петрович влюбился в дочь бывшего хозяина его квартиры, миловидную и развитую девицу. Когда закончился траур по родителям, Николай Петрович женился на ней. Некоторое время молодые жили в городе, потом поселились в деревне. Там родился сын Аркадий.

Супруги жили очень хорошо и тихо: они почти никогда не расставались, читали вместе, играли в четыре руки на фортепьяно…

Но через десять лет, в 1847 г., жена Николая Петровича скончалась. Он «едва вынес этот удар, поседел в несколько недель ».

В 1855 г. Аркадий поступил в университет. Николай Петрович прожил с сыном три зимы в Петербурге, стараясь общаться с товарищами Аркадия. На последнюю зиму Кирсанов приехать не смог, и вот теперь, в мае 1859 г., уже седой и немного сгорбленный, он ждет своего сына, получившего, как когда-то Николай Петрович, звание «кандидат».

«Показался тарантас, запряженный тройкой ямских лошадей ». Кирсанов с радостным криком «Аркаша!» встретил своего сына.

Отцы и дети. Глава 2. Краткое содержание.

В этой главе происходит знакомство с Евгением Базаровым.

Вместе с Аркадием приехал его приятель. Аркадий сказал отцу, что приятель был так любезен, что согласился погостить у них. Молодой человек держится несколько отчужденно. Он с некоторым равнодушием отвечает на радостное приветствие Николая Петровича Кирсанова. Приятеля Аркадия зовут Евгений Васильевич Базаров.


Евгений Базаров

Отцы и дети. Глава 3. Краткое содержание.

Аркадий был очень рад увидеть отца. Но молодой человек сдерживал искреннюю, почти детскую радость. Безусловно, своих чувств и эмоций все равно ему не удавалось скрыть. Поэтому ему «хотелось поскорее перевести разговор с настроения взволнованного на обыденное ».

Аркадий говорит отцу, что очень дорожит дружбой с Базаровым. Он рассказывает, что его новый приятель занимается естественными науками и собирается в будущем году держать экзамен на доктора. Аркадий просит отца быть приветливым с Базаровым.

В свою очередь, Николай Петрович рассказывает сыну о том, что происходит в имении. Также он говорит о том, что умерла старая нянюшка, Егоровна. Николай Петрович сменил приказчика, он решил «не держать больше у себя вольноотпущенных, бывших дворовых, или по крайней мере не поручать им никаких должностей, где есть ответственность ».

Отец смущенно говорит сыну о том, что в его доме живет девушка, Фенечка. Николай Петрович стыдится своей слабости. Но Аркадий отнесся к этой новости с равнодушием. Отец и сын смотрят по сторонам.

Места, по которым они проезжали, не могли назваться живописными. Поля, все поля, тянулись вплоть до самого небосклона, то слегка вздымаясь, то опускаясь снова; кое-где виднелись небольшие леса, и, усеянные редким и низким кустарником, вились овраги, напоминая глазу их собственное изображение на старинных планах екатерининского времени Попадались и речки с обрытыми берегами, и крошечные пруды с худыми плотинами, и деревеньки с низкими избенками под темными, часто до половины разметанными крышами, и покривившиеся молотильные сарайчики с плетенными из хвороста стенами и зевающими воротищами возле опустелых гумен, и церкви, то кирпичные с отвалившеюся кое-где штукатуркой, то деревянные с наклонившимися крестами и разоренными кладбищами.

Аркадий печально смотрел на нерадостную картину. Он думал о том, что «небогатый край этот, не поражает он ни довольством, ни трудолюбием; нельзя ему так остаться, преобразования необходимы … но как их исполнить, как приступить?.. »

Однако грустные размышления не могли взять верх над жизнерадостной натурой юноши.

…Весна брала свое. Все кругом золотисто зеленело, все широко и мягко волновалось и лоснилось под тихим дыханием теплого ветерка…

Настроение Аркадия изменилось.

Четверть часа спустя оба экипажа остановились перед крыльцом нового деревянного дома, выкрашенного серою краскою и покрытого железною красною крышей. Это и было Марьино, Новая слободка тож, или, по крестьянскому наименованию, Бобылий хутор.

Отцы и дети. Глава 4. Краткое содержание.

В главе описывается ужин в поместье Кирсановых.

Встречать господ вышли только девочка лет двенадцати и молодой парень, одетый в серую ливрейную куртку с белыми гербовыми пуговицами, это был слуга Павла Петровича Кирсанова. Аркадий и его приятель были голодны. Николай Петрович приказал принести ужин.

В гостиную вошел «человек среднего роста, одетый в темный английский сьют, модный низенький галстук и лаковые полусапожки, - Павел Петрович Кирсанов . На вид ему был лет сорок пять: его коротко остриженные седые волосы отливали темным блеском, как новое серебро; лицо его, желчное, но без морщин, необыкновенно правильное и чистое, словно выведенное тонким и легким резцом, являло следы красоты замечательной: особенно хороши были светлые, черные, продолговатые глаза». Павел Петрович был рад увидеть племянника. Николай Петрович представил своего брата Базарову. После того как Аркадий со своим приятелем ушли, Павел Петрович выразил некоторое недовольство тем, что «этот волосатый» будет гостить у них в доме.

За ужином обстановка была достаточно спокойной. Николай Петрович рассказывал о дере венской жизни, Аркадий - о жизни в Петербурге. После ужина Базаров дает свою характеристику Николаю Петровичу и Павлу Петровичу. О первом он отзывается вполне одобрительно, называет его добряком. Павел Петрович удостоился более язвительной оценки. Базаров называет его чудаком, поскольку в деревне он ходит таким щеголем.

Отцы и дети. Глава 5. Краткое содержание.

На следующий день Евгений Базаров проснулся очень рано, все еще спали. Он вышел из дома и велел местным мальчишкам наловить ему лягушек. Евгений Базаров проводит над лягушками опыты. С окружающими Базаров общается с некоторым презрением. Но, несмотря на это, он вызывает доверие и уважение, особенно у людей, стоящих ниже его на социальной лестнице.

Аркадий удивлен, что Фенечка не присутствовала за столом. Аркадий спрашивает у отца, не стеснил ли он девушку. Молодой человек специально идет с ней знакомиться.

После знакомства Аркадий узнал, что у него есть маленький братик. Эту новость Аркадий встретил с радостью.

В разговоре с Павлом Петровичем Аркадий дает оценку своему другу Базарову. Он называет его «нигилистом» и объясняет, что это значит.

По мнению Аркадия, нигилистом можно назвать того, кто не склоняется перед какими бы то ни было авторитетами; ничего не принимает на веру - ни мнения, ни принципы. Павел Петрович очень этому удивлен. Он не понимает, как можно жить без принципов.

Вдруг появляется Фенечка, молодая привлекательная женщина, на вид ей примерно двадцать три года. Она «вся беленькая и мягкая, с темными волосами и глазами, красными и детски пухлявы ми губками и нежными ручками ». Вскоре приходит Базаров, у него с собой мешок лягушек. Дядя Аркадия задает Базарову вопрос: что он собирается делать с лягушками, есть или же разводить? Но Евгений Базаров пропускает насмешку мимо ушей. Он говорит, что лягушки нужны ему для опытов. Когда Павел Петрович узнает, что Базаров занимается естественными науками, он спрашивает, не следует ли тот примеру германцев, ведь именно они «сильно в этом преуспели». Базаров согласен с тем, что авторитет немцев очень высок, он называет их учителями. Павел Петрович недоумевает, почему он более высокого мнения о немецких ученых, чем о русских. Но Базаров не считает нужным объяснять свою позицию.

Отцы и дети. Глава 6. Краткое содержание.

Павел Петрович спрашивает у Базарова, на самом ли деле он не признает никаких авторитетов. Базаров считает, что авторитеты признавать ни к чему, также не нужно ничему верить: «Да зачем же я стану их признавать? И чему я буду верить? Мне скажут дело, я соглашусь, вот и все ». Такая позиция кажется Павлу Петровичу непонятной и неправильной.

Павел Петрович рассуждает о материалистах, вспоминает о Гете и Шиллере. Он с некоторым осуждением говорит о «химиках да материалистах ». Но Базаров с ним не согласен. Евгений считает, что химик намного полезнее любого поэта. Такое мнение вызывает сильное удивление у Павла Петровича. Он прямо спрашивает у Базарова, признает ли он искусство. Тот отвечает в резкой форме: «Искусство наживать деньги, или нет более геморроя! »

Павел Петрович спрашивает Базарова, значит ли это, что тот верит в одну науку. Базаров отвечает:

Я уже доложил вам, что ни во что не верю; и что такое наука - наука вообще? Есть науки, как есть ремесла, звания; а наука вообще не существует вовсе.

Ответы Базарова оскорбляют и шокируют Павла Петровича. Через некоторое время Аркадий упрекает Базарова в том, что тот так резко говорил с его дядей. Но Евгений считает, что ни к чему потакать капризам уездных аристократов. Аркадий просит своего друга быть более снисходительным к дяде и рассказывает историю Павла Петровича. По мнению Аркадия, Павла Петровича стоит пожалеть, а не осуждать, и тем более не следует насмехаться над ним.

Отцы и дети. Глава 7. Краткое содержание.

В седьмой главе рассказывается история Павла Петровича Кирсанова.

Павел Петрович получил хорошее воспитание, в молодости отличался редкой красотой. На него обращали внимание женщины, он был самоуверен и настойчив. В двадцать восемь лет, он был уже капитаном. У Павла Петровича были огромные возможности. Но вдруг он познакомился с княгиней Р. Характер княгини был весьма и весьма странным. Она имела репутацию легкомысленной кокетки. Однако женщина не находила нигде покоя, часто плакала, молилась.

Одним словом, поведение княгини выдавало в ней натуру импульсивную и экзальтированную. Павел Петрович познакомился с ней на балу. Она произвела на Кирсанова сильное впечатление, молодой человек без памяти влюбился в нее. Княгиня казалась ему загадкой, именно поэтому он подарил ей кольцо со сфинксом. Павел Петрович сказал, что она сама похожа на сфинкс, так как разгадать ее ему не удается.

Несмотря на все достоинства Павла Кирсанова, он скоро надоел княгине. Это было тяжелым ударом для человека, привыкшего к быстрым и легким победам. У Павла Петровича словно помрачился рассудок. Он вышел в отставку, бросил карьеру, несмотря на блистательные возможности, открывавшиеся перед ним. Теперь он только и делал, что следовал за княгиней. Разумеется, она гнала настойчивого и надоевшего кавалера.

Рано или поздно, но Павел Петрович понял, что у них нет будущего, однако вернуться к прежней жизни не смог. После любовного разочарования Павел Петрович уже не думал о женитьбе, десять лет его жизни прошли, как сон, пустые, не украшенные ничем.

Однажды Павел Петрович узнал о смерти княгини. Она умерла, причем перед смертью практически сошла с ума. Кирсанов получил от княгини посмертное послание, там было и его кольцо.

Павлу Петровичу не оставалось ничего лучше, чем жить вместе со своим братом. Они были оба несчастны. Николай Петрович потерял любимую жену, а Павел Петрович потерял «свои воспоминания».

Однако Николай Петрович был все-таки счастливее, ведь у него был сын Аркадий, а также у него было осознание, что жизнь прошла не зря.

У одинокого Павла Петровича таких мыслей не было. В его жизни уже не было никаких надежд. Когда Базаров услышал эту историю, то сказал, что Павел Петрович недостоин жалости. По мнению Базарова, человек не должен ставить всю жизнь «на карту женской любви ». Базаров составил о Павле Петровиче не самое лестное представление, поэтому любые доводы Аркадия кажутся ему неубедительными. Речь Базарова цинична и жестока. Однако нельзя не признать, что в некоторых вопросах он прав. Однако Аркадий с ним не соглашается. Нетрудно понять, что Аркадий и его приятель - абсолютно разные люди.

Отцы и дети. Глава 8. Краткое содержание

Тем временем Павел Петрович навещает Фенечку, просит показать ребенка. Девушка смущена, так как присутствие Павла Петровича ей не очень нравится. Тут приходит Николай Петрович, и его брат сразу же исчезает. Павел Петрович возвращается в свой кабинет.

Как Николай Петрович познакомился с Фенечкой, которая стала ему так близка? Знакомство произошло три года назад. Кирсанов ночевал в уездном городке на постоялом дворе. Николай Петрович познакомился с хозяйкой, Фенечка была ее дочерью.

Кирсанов пригласил хозяхйку постоялого двора к себе в экономки. Однажды случилась беда - Фенечке искра из печки попала в глаз. Ее мать обратилась к Николаю Петровичу за помощью. Кирсанов лечил девушку и влюбился в нее. Через некоторое время Фенечка осиротела, ей некуда было деваться.

Отцы и дети. Глава 9. Краткое содержание

На прогулке Фенечка знакомится с Базаровым. Тот оказывает помощь малышу, у которого режутся зубки. Фенечка чувствует расположение к Базарову.

Аркадий много беседует со своим приятелем. Евгений говорит, что в хозяйстве Кирсанова все обстоит не самым лучшим образом. По мнению Базарова, управляющий «либо дурак, либо плут »; «работники смотрят отъявленными ленивцами ». Базаров считает, что Николая Петровича мужички легко «надуют ».

Аркадий говорит, что Базаров очень плохого мнения о русских. Базаров этого не отрицает:

«Русский человек только тем и хорош, что он сам о себе прескверного мнения».

Вообще, Базаров дает всем и вся очень интересные характеристики. Он говорит: «Важно, что дважды два - четыре, а остальное все пустяки ». Аркадий спрашивает его: «И природа пустяки ?», на что Базаров отвечает:

«И природа пустяки в том значении, в каком ты ее понимаешь. Природа не храм, а мастерская, и человек в ней работник».

Разумеется, Аркадий далеко не всегда соглашается с мнением своего приятеля, но не может не прислушиваться к нему. Когда Базаров узнает, что Николай Петрович играет на виолончели, это вызывает у него усмешку. Базаров считает, что почтенный отец семейства не должен играть на виолончели, что это слишком легкомысленное занятие.

Отцы и дети. Глава 10. Краткое содержание.

Базаров гостит у Кирсановых весьма продолжительное время. Дворня начинает его уважать. Отец Аркадия, Николай Петрович, старается поменьше общаться с Базаровым, так как немного его боится. Павел Петрович ненавидит Базарова. Сам Евгений относится ко всем со снисходительным презрением. Однажды Базаров сказал Аркадию, что его отец «добрый малый », но «его песенка спета ». Тем самым Базаров хотел сказать, что Николай Петрович не способен на какие-то дельные поступки. Базаров сказал Аркадию, что его отец читает Пушкина. По мнению самого Евгения, следует читать не эту «ерунду», а что-то полезное, поэтому он рекомендует Аркадию дать отцу «Материю и силу » Бюхнера. Николай Петрович услышал этот разговор и очень обиделся. Он рассказал об этом своему брату.

Павел Петрович в ярости, он говорит о своей ненависти к Базарову. Павел Петрович считает его шарлатаном, который недалеко ушел в науке. Но Николай Петрович возражает. Он считает Базарова умным и знающим. Вечером, за столом, между Базаровым и Павлом Петровичем происходит крупная ссора. Базаров сказал о соседнем помещике, что тот «дрянь, аристократишко». Это вызвало негодование у Павла Петровича. Он высказал Базарову, что в аристократе развито чувство собственного достоинства, уважение к самому себе. И без аристократов нет «никакого прочного основания общественному благу ». Базаров скептически слушает речь Павла Петровича. Он говорит, что аристократы сидят сложа руки, поэтому не приносят никакой пользы обществу.

Павел Петрович хочет узнать, чем же полезны нигилисты. Базаров говорит, что нигилисты все отрицают:

«В теперешнее время полезнее всего отрицание - мы отрицаем».

Услышав это, Павел Петрович говорит, что нужно не только разрушать, но еще и строить. Базаров возражает: «Это уже не наше дело. Сперва нужно место расчистить ».

Спор заходит и о русском народе. Павел Петрович говорит, что Базаров его презирает. Тот согласен с этим и говорит, что русский народ с его глупостью, необразованностью нельзя не презирать.

Разговор оказывается очень серьезным. Были затронуты различные проблемы. Наконец Павел Петрович сказал, что ломать - не строить. После этого к разговору присоединился Аркадий. Он сказал, что они ломают именно потому, что они - сила, а сила не дает отчета в своих действиях. Рассерженный Павел Петрович сказал, что сила есть и в диком калмыке, и в монголе, а просвещенным людям должна быть дорога цивилизация.

Базаров предложил назвать какие-то «постановления», которые не заслуживали бы полного и безоговорочного отрицания. Павел Петрович привел не самые удачные примеры.

Разговор оставил неприятный осадок у братьев Кирсановых.

Перейти к краткому содержанию глав 11-20.

Действие происходит в 1859 году, в усадьбе помещика Николая Петровича Кирсанова. Он ожидает приезда своего сына Аркадия из университета.

Жена Николая умерла, когда Аркаше было 10 лет, и вдовец решает отвлечься. Для этого он уезжает в деревню и заводит своё хозяйство. После того, как сын Николая вырос, он отправляет его на учёбу.

И вот наступило время, когда Аркадий возвращается в родной дом. Отец переживает и ждёт его, он знает, что сын едет с другом.

Глава 2

Долгожданная встреча, наконец, происходит. Аркадий представляет отцу своего товарища по учёбе - Евгения Базарова и просит, чтобы Николай Петрович не стеснялся его и вёл себя с ним по-простому.

Прибывший гость предпочитает тарантас для поездки, а Аркадий с отцом размещаются в коляске.

Глава 3

В пути отца переполняют чувства, он обнимает сына и просит рассказать ему о Евгении. Аркадий сторонится его ласки и делает попытки показать, что ему всё равно, разговаривает резко и необдуманно, оглядываясь на Базарова, чтобы удостовериться, что тот его не слышит.

Николай Петрович рассказывает о своём хозяйстве, ругает работников. Также он оповещает сына, что с ним проживает девушка по имени Феня и если ему это не нравится, то она покинет их дом.

Глава 4

Встречают гостей только старый слуга и девочка. В доме они знакомятся с Павлом Петровичем – родным дядей Аркадия. После того, как студенты приводят себя в порядок, все садятся за обеденный стол.

Беседа во время обеда никак не получается. Вскоре все расходятся и ложатся спать, но некоторые обитатели дома Кирсановых усыпают не сразу. Николай думает о сыне, а Павел сидит у камина. Фенечка любуется своим спящим сыном, отцом его являлся Николай Петрович.

Глава 5

Утром, Базаров просыпается пораньше и идёт прогуляться. С ним бегут местные мальчики, и они решают пойти на болото, чтобы поймать лягушат.

Семейство Кирсановых решает пить чай на летней веранде. Феня разболелась, и Аркадий идёт проведать её. Придя к ней, он видит малыша и узнаёт о том, что это его младший брат. Он радуется и спрашивает отца, почему он скрыл от него такое событие.

Хозяева дома спрашивают про Евгения. Аркадий говорит, что его друг относится к нигилистам, то есть он ни во что не верит. Евгений приходит с отловленными лягушками и проносит их в комнату для экспериментов.

Глава 6

Во время чаепития Павел говорит о пользе искусства, а Евгений утверждает, что естественные науки намного важнее поэзии и живописи. Между ними начинается спор. Они показывают своё недовольство друг другом. Николай Петрович отводит разговор и занимает Базарова вопросами о правильном выборе удобрений.

Глава 7

История о Павле Кирсанове. Он служил и всегда пользовался спросом у женщин, но однажды полюбил женатую княжну, и вся его жизнь пошла по наклонной. Павел бросил службу и ездил несколько лет за своей возлюбленной повсюду. Но, так и не добившись от неё взаимности, он уехал в родные места. Узнав о смерти княгини, он приезжает в деревню к брату и остаётся в поместье.

Глава 8

Павел Кирсанов после споров с гостем не находит себе места и идёт к Фене, что посмотреть на младшего племянника.
Фенечка оказалась в их доме по воле случая. Николай увидел её в трактире, узнав, что она и её мать плохо живут, он забрал их к себе на проживание. Со временем Николай Петрович понял, что влюблён в неё и после того, как умерла мать Фени, он начинает жить с девушкой.

Глава 9

Познакомившись с Фенечкой и её малышом, Евгений, сообщает ей, что он доктор, и они могут просить его помощи в случае надобности. Аркадий говорит о том, что отец должен жениться на Фене.
Николай Петрович играет на виолончели, Базаров усмехается услышанным звукам. Аркадий неодобрительно смотрит на друга.

Глава 10 повести Отцы и дети

Проходит пару недель и все привыкают к присутствию в доме нового жильца. Но отношение к нему у всех различное: слугам он нравится, Павел его терпеть не может, а Николай думает о том, что Базаров оказывает плохое влияние на Аркадия.

Николай Петрович был обижен на Евгения после подслушанного между друзьями разговора, в котором Базаров назвал его отставным человеком. Он рассказал об услышанном Павлу, чем ещё больше раззадорил его на конфликт с Евгением.

Вечером, во время чаепития между Базаровым и братьями Кирсановыми происходит спор. Евгений утверждает, что аристократы – это дрянные люди и пользы от их жизни нет. Павел Петрович высказывается против течения нигилистов, утверждая, что они портят страну своими взглядами.

После пререканий между разными поколениями, молодые люди покидают гостиную. Николай вдруг стал вспоминать, как он поругался со своей матерью и сравнил этот момент из жизни со спором между ним и сыном.
Эта параллель между отцами и детьми является самой главной в произведении.

Глава 11

Перед сном, все погружаются в свои размышления. Старший Кирсанов приходит в беседку и думает об умершей жене. Павел Петрович любуется звёздами. Евгений говорит Аркадию, что ему нужно съездить в город и навестить старого знакомого.

Глава 12

Аркадий с Евгением едут в город, там они приходят к Матвею Ильину – другу Базарова, затем посещают губернатора и им дают пригласительные на бал.
Базаров также встречается со своим знакомым Ситниковым, который приглашает их обоих к Евдокии Кукшиной.

Глава 13

У Кукшиной им не нравится, потому что она неопрятная и без конца тараторит, что очень утомляет молодых людей. В бессмысленном разговоре Евдокии звучит имя Анны Сергеевны Одинцовой.

Глава 14

На губернаторском балу друзья впервые видят Анну Сергеевну и знакомятся с ней. Она танцуют с Аркадием, и он рассказывает ей о своём ни во что не верующем друге. Анну заинтересовали новые знакомые, и она приглашает их в свою усадьбу. Базаров замечает в ней необычную женщину, и решается на посещение её имения.

Глава 15

Приехав к Анне Сергеевне, Евгений смущается, потому что эта встреча впечатляет его.

Имение досталось Одинцовой от умершего отца в разорившемся состоянии. Анна Сергеевна серьёзно начала восстанавливать утраченное хозяйство. Вышла замуж и после 6 лет совместной жизни, её муж умер, и от него ей досталось наследство. Одинцова не переносила город и проживала в своём доме.

Базаров пытался оставить о себе хорошее мнение. Он вёл разговоры о медицине, рассуждал о ботанике. Одинцова разбиралась в науках, и разговор у них шёл равномерно. Аркадий для Анны Сергеевны воспринялся как младший брат.
После окончания беседы, Одинцова позвала друзей в своё имение.

Глава 16

Усадьба Анны Сергеевны находилась в Никольском, там Аркадий и Евгений знакомятся с её стеснительной сестрой Катей, хорошо играющей на фортепьяно.

Приезжает злобная тётя Одинцовой, и гости не обращают на неё внимание. Вечером Евгений играет в преферанс с Анной Сергеевной. Аркадий всё время проводит с Катей.

Одинцова прогуливается с Базаровым в саду, и ведёт с ним разговоры. Аркадию нравится Анна Сергеевна, и он испытывает ревность.

Глава 17

За время, которое друзья проводят в гостях у Одинцовой, отъявленный нигилист начинает меняться. Он понимает, что влюблён. Чувства Анны и Евгения являются взаимными, но они не рассказывают друг другу об этом.
Базарову встречается один из придворных его отца, он говорит, что его заждались родители. Евгений собирается поехать в родной дом и сообщает об этом. Между Одинцовой и Базаровым происходит беседа, в которой они хотят узнать о том, какие мечты таятся на сердце у каждого из них.

Глава 18

Евгений открывает свои чувства Анне Сергеевне. Но не слышит ответных слов любви, Одинцова говорит о том, что он неправильно её понял. Базаров не может оставаться в имении.

Глава 19

Одинцова говорит, чтобы Базаров остался у неё ещё, но он отказывается. Приезжает Ситников, его появление помогает разрядить напряжение между Анной и Евгением. На следующее утро друзья отправляются в дорогу.
Аркадий замечает, что Базаров стал худым и мрачным. Вскоре они добрались до усадьбы родителей Базарова.

Глава 20

На пороге их встречает Василий Иванович - отец Евгения. Он скрывает свои эмоции при встрече с сыном. Арина Васильевна – мать Базарова, заключает своего ненаглядного ребёнка в объятия. Аркадию отводят место в предбаннике.

Базаров ведёт разговор с родителями, спрашивает, как проходит лечение отцом местных мужиков. После долгих бесед, все расходятся по своим местам и ложатся спать. Аркадий сразу усыпает, а Евгений всю ночь пребывает в думах.

Глава 21

Утром Аркадий разговаривает с Василием Ивановичем и понимает, что отец очень любит своего сына. Евгений не знает чем заняться и начинает спорить с другом, дело доходит до драки.

На следующий день они уезжают, а родители тоскуют, понимая, что их сын уже совсем взрослый.

Глава 22

Остановившись на постоялом дворе, молодые люди думают, куда им отправиться. Аркадий принимает решение поехать к Одинцовой, но прибыв к ней в имение оказалось, что она их совсем не ждала. Анна Сергеевна извиняется, и просит их заехать в следующий раз. Друзья едут в поместье Кирсановых.

Николай Петрович снова жалуется на трудящихся в своём поместье. Аркадий постоянно думает об обитателях Никольского и приезжает к Одинцовой один. Гостя принимают с радостью.

Глава 23

Базаров не обижается на друга, он понимает его и занимается своими опытами. Павел Петрович хочет наладить отношения с Евгением, даже пытается помочь в его поставленных экспериментах.

Фенечка избегает Павла Кирсанова. Утром она перебирает цветы в беседке и разговаривает с Евгением о старости. Базаров решается поцеловать её, но услышав кашель Павла Петровича, засмущавшаяся женщина убегает прочь и ругает молодого человека. Евгений вдруг вспоминает похожий случай с Анной.

Глава 24

Павел Петрович вызывает на дуэль Базарова, не указывая причины, считая, что Евгений сам должен знать, в чём его вина. Для того чтобы не выглядеть глупо, он просит Евгения закатить скандал. Противники оговаривают предшествующий поединок и нанимают секунданта Петра.

После ухода Павла, Базаров размышляет о том, что произошло и думает, что Павел Кирсанов любит Феню.
На рассвете дуэлянты прибыли в назначенное место. Евгений понимает, что всё это глупо, но не боится умереть. Павел Петрович стреляет первым, но промахивается. Базаров отвечает выстрелом, не прицеливаясь, и ранит Павла в ногу. Дома они утверждают, что причина дуэли разные взгляды на политику.

Приехавший врач проводит осмотр и говорит, что опасность миновала. Павел признаётся, что сравнивает Фенечку со своей бывшей возлюбленной. Николай Петрович не принимает его слова в серьёз, подумав, что брат бредит. Павел просит, чтобы Николай сделал предложение Фенечке и собирается уехать заграницу после свадьбы брата.

Глава 25

Аркадий тем временем находится у Одинцовых. Он начинает всё больше разговаривать с младшей сестрой Анны Сергеевны. Они гуляют, Катя играет ему на фортепиано. Молодой человек вдруг понимает, что он не может быть нигилистом, как его друг. С Катериной ему нравится, они ведут беседы про искусство, что было запрещено Базаровым.
Евгений едет домой и заворачивает к Одинцовой, чтобы поведать Аркадию о том, что произошло. Анна Сергеевна больше не вызывает чувств у Аркадия и он перестаёт ревновать её к Базарову.

Глава 26

Между Катей и Аркадием возникает любовь. Он предлагает ей выйти за него замуж. Катерина даёт своё согласие.
Кирсанов пишет письмо Одинцовой старшей, где просит руки её сестры. Евгений очень удивляется поступку Аркадия, ведь он предполагал, что его друг неравнодушен к Анне Сергеевне. Одинцова разрешает молодым жениться и радуется за Катерину.

Базаров покидает имение.

Глава 27

Евгений приезжает домой, родители очень ждали его и радостно встречают сына. Он решает работать доктором и помогать людям. Однажды ему привозят больного тифом. Евгений заражается от него и лежит в бреду.

Базаров зовёт отца и просит, чтобы тот послал за Анной Сергеевной, для того, чтобы попрощаться с ней.

Одинцова привозит врача, который говорит, что больному уже не помочь. Попрощавшись с любимой женщиной, базаров умирает. Мать и отец не могут поверить, что их сына больше нет.

Глава 28

Через полгода в семействе Кирсановых празднуют сразу две свадьбы. Женятся Аркадий с Катериной и Николай Петрович с Фенечкой. Павел Петрович, как и планировал, уезжает заграницу.

Одинцова выходит замуж по расчёту, а не по любви. Базарова хоронят на родине и его родители часто приходят, чтобы проведать своего единственного сына.

Картинка или рисунок Отцы и Дети по главам

Другие пересказы и отзывы для читательского дневника

  • Гофман Эрнст Теодор Амадей

    Когда в доме одиноко, к этому можно привыкнуть. Но прежнее одиночество ощущается острее, когда в доме появляется живое существо. Именно это почувствовал старый фермер Моуз Эбрамс.